Генерал Алексеев 2 (15) ноября 1917 года прибыл в Новочеркасск. Этот день принято считать днем основания Добровольческой армии, хотя название «Добровольческой» она официально получила в конце декабря. По странной игре судьбы последние остатки нашей армии в 1920 году покинули Крым тоже 2 (15) ноября 1921 года. Итак, от первых дней трудов генерала Алексеева до ухода генерала Врангеля прошло ровно три года — 1096 дней борьбы, лишений, унесших столько благородных жизней.
Среди тех, которые положили начало армии, нет ни генерала Алексеева, ни Корнилова, ни Каледина, ни Маркова, но русская армия никогда не забудет этих святых имен и навсегда они останутся тем светочем, за которым пойдут наши будущие военные поколения.
Как я писал уже, я был вызван генералом Алексеевым, который предлагал передать мне организацию печатного органа в Ростове. Но в это время Ростов был в руках большевиков, и я не подымал об этом разговора.
Перед моим отъездом из Питера я принял поручение от Казачьего союза, переданного мне есаулом Самсоновым. Нужно было подробно расспросить генерала Алексеева, что он думает о положении в казачьих землях, и дать Союзу отчет.
Я никогда не забуду этого интервью или, вернее, лекции, которую прочел мне наш мудрый старик. Все положение было совершенно ясным для меня после него, и теперь, вспоминая мои три года, проведенные с армией, я вижу, как тогда уже правильно понял казачью психологию генерал Алексеев и как метко охарактеризовал он многих из его деятелей, проявивших свое истинное лицо много, много позднее.
Генерал не рассчитывал на подъем казачества. Он отдавал должное высокому чувству долга Каледина, блестящего генерала и выборного атамана Донского войска, но он видел, что его старания поднять казачий дух не могут увенчаться тем успехом, который можно было ожидать. Он очень симпатично отозвался о Митрофане Богаевском, прекрасном ораторе, искреннем казаке и русском человеке, но боялся того, что его утопят в демагогической болтовне, которая стала так захватывать и казачьи политические организации. Очень характерным было одно его сравнение. «Знаете, — говорил он, — когда говоришь с казаками, вечно боишься наступить на какую-то казачью мозоль, обойти их трудно, потому что эти мозоли везде».
Каледин застрелился в конце января 1918 года, видя неминуемое разложение казачества, а Богаевский был подло расстрелян большевиками без суда в Нахичевани около Ростова в марте того же года.
Генерал Алексеев говорил и о кубанцах. Они, пожалуй, крепче донцов, но эти так называемые самостийные группы (он очень резко отозвался о Быче и братьях Макаренках) играют в скверную политику личных честолюбий. Терцы были, по его словам, крепче других, но они мало были сорганизованы, и их атаман Караулов, человек хотя и смелый, но недостаточно сильной воли, чтобы подчинить их своему влиянию. Через месяц или два Караулов, член Государственной Думы нескольких созывов, был убит солдатской чернью, дезертировавшей с Кавказского фронта.
У меня, к сожалению, не сохранились во время моих скитаний мои дневники первых дней моей жизни на Дону, и я, боясь ошибиться, не стану настаивать на других подробностях этого интервью. (Все, что я пишу, может повторить есаул Самсонов, которому я послал подробный доклад. — B. C.) Впрочем, не могу не указать на то, что генерал Алексеев, говоря о видном социалистическом казачьем деятеле, хорошем ораторе, игравшем, к сожалению, крупную роль среди казачества, Павле Агееве, высказался в том смысле, что он является опаснейшим деятелем в казачестве. Вся деятельность Агеева только доказала справедливость мнения генерала, но только в 1920 году Агеев был объявлен изменником казачеству, когда он уже перестал скрывать свое политическое лицо.
Во время моего разговора с генералом Алексеевым явился ординарец и доложил ему, что наши войска уже вошли в Нахичевань. (Нахичевань составляет один город с Ростовом–на–Дону, являясь как бы его восточной окраиной. Ростов от Новочеркасска находится в 48—50 верстах.)
«Сегодня будем в Ростове», — сказал генерал и перекрестился, мы последовали его примеру. На этом счастливом известии я расстался с генералом, и через час или два в Новочеркасске было получено радостное известие о том, что наши войска, имея во главе атамана Каледина, вошли в Ростов и что большевики, несмотря на помощь матросов Черноморского флота, стремительно бегут.
Но позвольте вам рассказать, чем была наша «армия», которая смогла взять Ростов. Ее было бы смешно так назвать, если бы в ней не было, несмотря на всю ее малочисленность, того высокого духа, который заставлял ее делать чудеса.
С ноября месяца отовсюду из России на Дон, где гремело имя атамана Каледина, к казачеству, которому верили все патриоты, стали стекаться офицеры, юнкера, кадеты, гимназисты, студенты и семинаристы. Каким-то образом распространилось известие о том, что там уже генерал Алексеев и что туда ждут Корнилова, бежавшего из Быхова во главе своих верных текинцев.