Толпы хлынули с фронта. Дезертиры, бродяги, убийцы и среди них шпионы, провокаторы, уголовные, выпущенные из тюрем, наводнили поездные составы, вокзалы, улицы городов, площади, базары, села.
Всюду насилия, грабежи, убийства и погромы.
И в эти дни ужаса и крови на маленькой станции Новочеркасск высаживается генерал Алексеев.
Я видел его. Он жил в вагоне на запасных путях. В штатском платье, один, без всяких средств, но, как всегда, спокойный… Все тот же глубокий, вдумчивый взгляд из-под нависших бровей.
Не для того, чтобы найти себе убежище, приехал генерал Алексеев в Новочеркасск, а для того, чтобы упорно продолжать свое дело, а делом его была русская армия.
Генералы Корнилов, Деникин, Лукомский, Марков заключены в Быховской тюрьме. Вскоре зверски убит генерал Духонин. Крыленко с шайкой убийц разгромил Ставку.
Ни следа не осталось от того, что несколько месяцев назад бы могучей русской армией.
Русского офицера не стало: кто убит, кто выгнан, кто скрылся.
Не стало и русского солдата. Был дезертир–предатель, вооруженная толпа бродяг и громил.
Натиск германских армий, вся сила германской техники не могли сломить русской мощи; подточила ее моральная ржавчина.
Армия пережила постыдные дни керенщины, наступали дни Брест–Литовска.
Но ничто не в силах поколебать генерала Алексеева. Шульгин [226]
вспоминает, что приехавший с ним из Киева Лопуховский [227] был четырнадцатым, записавшимся в отряд Алексеева. Четырнадцатый доброволец из 13–миллионной русской армии. Нелегка была задача!На Дону к генералу Алексееву относились с подозрением. Только что минуло тревожное время борьбы Керенского с атаманом Калединым. Боязнь быть заподозренными в контрреволюции заставляла сторониться от генерала Алексеева. Приходилось вести дело скрытно. Под видом выздоравливающих раненых были размещены первые добровольцы в лазарете на Барочной улице. Не было оружия, не было теплой одежды, не было денег. Донское правительство отказывало. Из Москвы не присылали. Нестерпимую муку переживал генерал Алексеев в вечной заботе, откуда добыть денег для оплаты счетов по произведенным расходам.
Добровольцы кормились и одевались на случайные пожертвования добрых людей, и во время боев под Ростовом им отвозили на позиции сапоги и теплую одежду, собранные у жителей Новочеркасска, кто что даст. Орудия добывали сами. Первые два орудия были выкрадены в Лежанке у красных, и во всей упряжке доставлены в Новочеркасск. Вторые тайком куплены у казачьей батареи. За орудиями были посланы юнкера в Екатеринодар, но были схвачены и отправлены в Новороссийскую тюрьму. Вот как начиналась Добровольческая армия.
И в эти дни, когда приходилось видеть генерала Алексеева, нагнувшегося над столом, в очках, старательно записывающего своим четким почерком в маленькую тетрадь каждую истраченную копейку, я проникался чувством преклонения перед ним, старым Верховным Главнокомандующим русской армией в этой убогой обстановке.
Для многих казалось непонятным и странным, как мог генерал Алексеев отдавать все свои силы заботам о каких-нибудь двух–трех–стах добровольцах. Он, руководивший всеми русскими армиями, распоряжавшийся миллиардным бюджетом, теперь был поглощен хлопотами о добывании нескольких железных кроватей, о починке дюжины старых сапог, о вооружении своих людей несколькими стами ружей, двумя–тремя пулеметами. Изыскивая средства, он писал письма к богатым ростовским благотворителям, прося их пожертвовать на нужды своих добровольцев.
Он весь ушел в то, что он называл своим последним делом на земле, а это было не только последнее, но и самое большое дело его жизни, ибо и многолетние труды его для русской армии, и все то, что совершил Алексеев в руководстве русскими войсками в мировой войне, — все это меньше того, что сделал больной старик, уже близкий к смерти, в своих заботах о четырехстах добровольцах.
В Новочеркасске Алексеев рассчитывал найти точку опоры для борьбы с большевизмом. На Дону атаманом был Каледин. Только на Дону офицеры продолжали носить золотые погоны, только здесь отдавалась воинская честь и уважалось звание офицера. Маленький незатопленный островок среди разбушевавшейся стихии.
Надежды генерала Алексеева не оправдались. Власть на Дону была организована революционным порядком. Высший орган в крае, войсковой Круг, состоял из выборных от казачьих станиц и от войсковых частей.
Атаман и его помощник избирались Кругом. Но атаман не имел единоличной власти, а был лишь председателем правительственной коллегии из 14 старшин, избранных каждый Кругом в отдельности. В то время как требовалось сосредоточение всех сил, не было правительственного центра; отсюда разброд и вырывание власти из слабых рук. Правительство вместо того, чтобы представлять из себя силу, само искало опоры и шло на соглашения то с иногородними, то с крестьянами, то с революционной демократией, то, наконец, и с большевиками.