— Смотри! — заорал я. Не знаю, как мне это удалось — он на двадцать пять фунтов тяжелее меня, — но я схватил его за шиворот и подтащил к окну, так что у него на рубашке отлетели все пуговицы до единой. От удивления он даже не сопротивлялся, а когда опомнился и хотел было сбить меня с ног, то заметил, что происходит за окном, и тут уж захватило дух у него.
Эти двое садились в летающее блюдце. Блюдце стояло там же, большое, круглое, сверкающее и мощное. Потом оно взлетело. Оно поднялось легко, как перышко. Одна его сторона засветилась красновато-оранжевым сиянием, которое становилось все ярче, а сам корабль — все меньше, пока снова не превратился в падающую звезду, медленно погасшую вдали.
И тут я сказал:
— Шериф, зачем ты их прогнал? Им действительно надо было встретиться с президентом. Теперь они уже больше не вернутся.
Камерон ответил:
— Я думал, они иностранцы. Сказали же они, что выучили наш язык. И говорили они как-то чудно.
— Ах вот как! Иностранцы!
— Они же так и сказали, что иностранцы, а сами похожи на итальянцев. Ну, я и подумал, что они итальянцы.
— Почему итальянцы? Они же сказали, что они венерианцы. Я слышал — они так и сказали.
— Венерианцы? — он выпучил глаза.
— Да, они это сказали. Они сказали, что прибыли из такого места, где много воды. А на Венере воды очень много.
Понимаете, это было просто недоразумение, дурацкая ошибка, какую может сделать каждый. Только теперь люди Земли никогда не полетят в космос, мы никогда не доберемся даже до Луны у нас больше не побывает ни одного венерианца. А все из-за этого осла Камерона с его подоходным налогом!
Он прошептал:
— Венерианцы! А когда они заговорили про это место, где много воды, я решил, что они венецианцы!
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ПОЛЕТЯТ К ЗВЕЗДАМ
Институт стоял в стороне, окруженный большими старыми соснами. Белая дорога, по которой я пришел с аэродрома, упиралась в ворота, обыкновенные железные ворота. Я поискал глазами калитку, но ее не было. Только у самых ворот в стене виднелся маленький серый экран, а под ним белый клавиш видеофона. Я нажал его. Мне ответил автомат:
— Институт Подпредельных Сетей. С кем соединить?
— С профессором Кедроком… Я его ассистент…
Надо было сказать это тверже, гораздо тверже. Ведь я действительно уже ассистент.
— Твоя фамилия?
— Варт. Кер Варт.
— Войди. Профессор встретится с тобой позже.
Я отвел глаза от экрана. Ворот не было. Так. Значит, это только силовое поле, стилизованное под старинные ворота… Я прошел несколько десятков шагов по направлению и зданию, когда ветер на мгновенье стих, сосны перестали шуметь и мне показалось, что я слышу приглушенные призывы человеческих голосов, Я взглянул туда, где вдали от основного здания, на отшибе, стоял небольшой круглый павильон. Но вот снова подул ветер, ударил по кронам сосен, и опять я слышал только их шум. И все же я был уверен: там что-то происходило. С минуту я колебался, потом по узкой тропинке, вытоптанной в траве, пошел к павильону. Да, теперь я слышал ясно.
— Двадцать шесть градусов четырнадцать минут, двадцать восемь градусов пять минут, — гудел бас, указывающий величину углов.
— Стой! — неожиданно произнес кто-то рядом.
Я повернулся. Это был андроидный автомат. Он стоял за стволом сосны, поэтому я его не заметил. Я хотел молча пройти мимо.
— Стой! — повторил он. — Профессор Кедрок запретил входить туда.
— Но я… я его ассистент.
Я посмотрел на павильон и пошел напрямик к институту потраве, между стволами сосен. Высокая трава была желтой и сухой, как всегда в конце лета. Я смотрел на здание института, в черных стенах которого отражались сосны и небо. Неожиданно я споткнулся, наступив на что-то вырвавшееся из-под моих ног.
— Если «n» первое число, то всякое некратное числу «n», возведенное в степень n-1, при делении на «n» дает в остатке единицу. — Это говорил лежащий в траве маленький автомат, похожий на сплюснутый шар. На одну из его опорных конечностей я только наступил.
— Встань! — приказал я, наклонившись над ним.
Он странно забубнил, но не шевельнулся. «Видимо, нарушены связи», — подумал я. Только теперь я заметил разрез в его панцире. Он начинался квадратным отверстием, а дальше панцирь был прорезан на несколько десятков сантиметров в длину, обнажились блестящие кристаллы внутренних систем. Это было нечто непонятное. Разрез сделали рабочими конечностями какого-то автомата. Я подумал, что, может быть, мне удастся хоть что-нибудь узнать от малыша, если нарушение связей не зашло слишком далеко.
— Как тебя зовут? — я наклонился, чтобы получше разглядеть повреждение.
Тогда он замахнулся на меня, и если бы я не отскочил, то наверняка разбил бы приемник, приколотый к моему костюму у плеча. То, что сделал этот автомат, было совершенно невероятно. Он напал на человека! Я вдруг представил себе прямоугольное отверстие, рану и внутри разорванные ткани, нервы, жилы…