Но человек, лежащий в пилотском кресле, не читал этих сообщений. Он сейчас ничего не знал о них. Пестрая мозаика букв, которые заботливо сообщали ему о происшествиях в космическом полете, бесплодно озаряла разноцветными вспышками его спокойное лицо. Он не торопился читать ежедневную сводку — у него в запасе были долгие годы. Его губы чуть шевелились от медленного, спокойного дыхания, будто он собирался улыбнуться. Голова его удобно опиралась на спинку кресла, металлическая сетка, прижатая к волосам, прикрывала часть лба, гибкий тонкий кабель соединял ее с плоским аппаратом, будто высеченным из глыбы шероховатого серебра.
Он не знал в этот миг, что летит к звездам, — не помнил об этом. Он сидел на краю высокого обрыва, его поношенные парусиновые брюки были перепачканы каменной пылью, он чувствовал, как прядь волос, взлохмаченных ветром, щекочет ему висок, и смотрел на большое ущелье под знойным небом, на далекие крохотные дубы, на холодную пропасть, залитую воздухом, голубоватым и зыбким, как вода, на очертания каменных чудищ, уходящих вдаль, к горизонту, где многоэтажные глыбы казались песчинками. Он чувствовал, как солнечные лучи жгут непокрытую голову, как треплет ветер его рубашку из плотного полотна; он лениво двигал ногой в подкованном башмаке по той черте, где скала, внезапно изламываясь, смертельным скачком слетала на километры вниз. Излучина ущелья против того места, где он сидел, была залита тенью, из которой выступали самые высокие вершины, похожие на легендарных грифов или древних идолов.
И он, так прочно прикованный к Земле, глядя на громадную трещину ее старой коры, улыбнулся, чувствуя, как быстро пульсирует в нем кровь.
МОЖЕТ БЫТЬ,
МЫ УЖЕ УХОДИМ
Большинство читателей знают Рэя Брэдбери как выдающегося фантаста, взгляд которого устремлен в будущее. Но у Брэдбери есть также несколько рассказов, посвященных светлым или мрачным страницам истории Америки. — иными словами, рассказов, обращенных в прошлое. «Может быть, мы уже уходим» — один из них. Речь в нем идет о самом трагическом событии в истории американских индейцев — о прибытии в Америку первых европейских завоевателей Об этом событии Брэдбери рассказывает необычным образом: он пытается по казать, как, по его мнению, мог воспринять случившееся индейский мальчик, для которого предчувствия, звуковой язык и широко распространенный в свое время у североамериканских индейцев язык жестов — вполне равноправные средства общения с другим человеком (в данном случае его дедом). Использование этого приема позволяет писателю отобразить переживания его маленького героя (а по сути, трагедию целого народа) с большой художественной силой и достоверностью
Это было что-то странное, и описать это было невозможно. Он уже просыпался, когда оно коснулось его волос на затылке. Не открывая глаз, он вдавил ладони в мягкую глину.
Может, это земля, ворочаясь во сне пересыпает непогасший жар под своей корой?
Может, это бизоны бьют по дерну копытами, как черная буря надвигаясь по пыльным прериям через свистящую траву?
Нет.
Что же тогда? Что?
Он открыл глаза и снова стал мальчиком Хо-Ави из племени называющегося именем птицы, в деревне около Холмов Совиных Теней, близ океана, в день, сулящий беду безо всякой на то причины.
Взгляд Хо Ави остановился на нижних углах шкуры, закрывающей выход, — они дрожали, как огромный зверь, вспоминающий зимние холода.
«Это страшное — откуда оно? — подумал он. — Кого оно убьет?»
Он поднял нижний угол шкуры и вышел в деревню.
Мальчик не спеша огляделся — он чьи темные скулы были похожи на треугольники летящих птичек. Карие глаза увидели небо, полное богов и туч, ухо с приставленной к нему ладонью услышало, как бьет в барабаны войны чертополох, но еще большая тайна по-прежнему влекла его на край деревни.