Зарубежная литература XX века: практические занятия

Я направлял свой бег к немыслимым Флоридам,
Где перемешаны цветы, глаза пантер,
Поводья радуги, и чуждые обидам
Подводные стада и блеск небесных сфер...
Почти как остров, на себе влачил я ссоры
Птиц светлоглазых, болтовню их и помет.
Сквозь путы хрупкие мои, сквозь их узоры
Утопленники спать шли задом наперед.

Процитированные строчки показывают, как удивительно поэт соединяет далекие понятия (цветы, глаза пантер, поводья радуги, подводные стада, блеск небесных сфер), возвышенное и низменное (помет светлоглазых птиц), придумывает невероятные, фантасмагорические образы и сравнения (утопленники, идущие спать задом наперед; человек, влачащий на себе ссоры птиц, словно остров). В символическом плане все эти образы и картины передают захватывающую стихию творческого эксперимента, на который отважился поэт.

Это, прежде всего, эксперимент со словом. У Рембо оно утрачивает свою привычную функцию, согласно которой слово призвано донести до читателя смысл стихотворения и вызвать в его воображении конкретные, знакомые образы. Автор стихотворения употребляет обычные слова, но соединяет их столь смело и непредсказуемо, что возникающие образы не поддаются рациональной трактовке. Так, он использует неожиданные эпитеты и сравнения («рвущееся небо», «зори трепетнее стаи голубиной», «лишайник солнечный», «лазоревая слизь»); в оригинальных метафорах приписывает предметам чуждые им функции, разрушая традиционные, логическое связи (рыбы поют, небосвод потоком падает, волны разевают рты, поцелуи поднимаются к глазам морей и т.д.). Стихотворение демонстрирует потрясающую изобретательность молодого поэта, который, в силу своего юного возраста и удивительного таланта, оказывается совершенно не скован грузом многовековой поэтической традиции и смело нарушает все запреты. В «Пьяном корабле» он прямо противопоставляет свою поэтическую образность застывшей метафорике французской поэзии:

Свободный, весь в дыму, туманами одетый,
Я, небо рушивший, как стены, где б нашлись,
Все эти лакомства, к которым льнут поэты, —
Лишайник солнечный, лазоревая слизь.

Рембо избегает стандартных образов и привычных метафор, типа безмолвного Харона или мглы фата-морганы, которые использует Леон Дьеркс. Автор «Пьяного корабля» стремится оживить образы, разрушить привычные представления о предметах и явлениях посредством словотворчества, соответствующего его удивительным видениям. Он раскрепощает свое воображение, погружаясь в таинственно прекрасный, но нередко пугающий мир, который тем не менее неодолимо притягивает.

Образность «Пьяного корабля» отразила представление Рембо о поэтическом творчестве. В опытах ясновидения он познавал себя, уродуя свою душу, «высасывая квинтэссенцию» всех ядов, становясь «самым больным из всех, самым преступным, самым проклятым». В таком страдании Рембо видел единственный путь подлинного обогащения души поэта и достижения неведомого. Он считал, что все увиденное в состоянии прозрения поэт должен «сделать ощутимым, осязаемым, слышимым», найти соответствующий язык всему, что ему открылось. Только так стихотворение будет будоражить воображение читателя, заставит его отвлечься от буквального значения слов, погрузиться в стихию поэтической фантазии, отдаться на волю ритма, покориться завораживающей магии стиха.

В удивительных картинах, которые создает Рембо, большое значение приобретает цвет. Голубые вина, зеленая ночь, желтое пробужденье, серебристое солнце, коричневые заливы, черные ароматы, фиолетовые туманы и т.д. – все эти цветовые акценты также призваны активизировать воображение читателя. К сожалению, в русских переводах цветовой рисунок стиха далеко не всегда удается передать, хотя цветопись является одним из ведущих приемов Рембо и помогает ему изменить привычное восприятие поэтического текста.

Наряду с цветом важное значение в «Пьяном корабле» имеют звучание слова, ритмика стиха. Поэт прибегает к неожиданным переносам, нагнетает эмоциональные волны за счет многократного использования местоимения «я» в начале первой строки нескольких рядом стоящих четверостиший. Он делает ставку не на смысл стиха, а на его суггестивную силу, т.е. способность внушать посредством звука определенные эмоции, намекать, подсказывать, подобно вспышке, рождать в сознании целые картины и образы. У Рембо, как и во всей литературе XX века, заметно ослабевает описательная, повествовательная функция слова, а на первый план выходит ассоциативное, иррациональное начало. Эти принципиально новые качества поэзии Рембо сделали его кумиром французских символистов и во многом определили пути развития национальной поэзии.