Зарубежная повесть

Луч карманного фонаря, точно золотая птица, пролетел у ног мужчины. Это был какой-то сигнал. Вслед за ним еще семь или восемь лучей стали кружить по дну ямы. Подавленный этим нетерпением стоявших наверху людей, которые разве что не горели, как смола, он, еще не найдя слов, чтобы отвергнуть предложение, уже сам точно заразился их безумием.

Он медленно повернулся к женщине. Вот только что она размахивала здесь своей лопатой, но сейчас куда-то исчезла. Может, убежала в дом? Он заглянул в дверь и позвал ее.

— Что же нам делать?

Из-за стены раздался ее приглушенный голос:

— Ну их к черту!

— Но хочется же выйти отсюда…

— Нельзя так!

— Да ладно, нужно смотреть на это проще…

Вдруг женщина, задыхаясь, подступила к нему.

— Вы что, с ума сошли?.. Не иначе, с ума сошли… Просто разум потеряли! Ну разве можно такое делать!.. Я же не помешанная!

Может, и правда?.. Может, и правда я сошел с ума?.. Ожесточенность женщины заставила его отступить, но внутри росла и ширилась какая-то пустота… Я получил столько пинков! Какое же значение имеют теперь честь, достоинство?.. Когда на тебя смотрят, а ты делаешь что-то гадкое — это гадкое в той же степени марает и тех, кто смотрит… Быть увиденным и видеть — незачем возводить стену между этими двумя понятиями… Некоторое различие между ними, конечно, есть, но, чтобы оно исчезло, я устрою им это маленькое представление… Нужно подумать еще и о том, какую награду ты получишь за это!.. Свободно разгуливать по земле!.. Я хочу вытащить голову из этого затхлого болота и вздохнуть полной грудью!

Определив, где находится женщина, он неожиданно бросился на нее. Крик женщины, шум падения их сплетенных тел около стены дома вызвали наверху животное возбуждение. Раздался свист, хлопанье в ладоши, похотливые выкрики… Количество людей там значительно возросло, среди них были, кажется, и молодые женщины. Число фонарей, скользивших по двери дома, стало раза в три больше, чем вначале.

Благодаря тому, что он застиг женщину врасплох, ему удалось выволочить ее наружу. Он сдавил ей шею, и женщина обмякла, как мешок. Полукруг огней над ямой напоминал праздничную иллюминацию. Хотя не было особенно жарко, у него из-под мышек струился пот, волосы взмокли, будто на него вылили ушат воды. Вопли зрителей, точно эхо отдаваясь в ушах, огромными черными крыльями застилали небо. Мужчине казалось, что это его крылья. Он ощущал этих людей, напряженно смотревших с обрыва, так же явственно, как самого себя. Они были частью его. Это от его вожделения у них бежала слюна. Он уж чувствовал себя не жертвой, а, скорее, представителем палачей.

Было темно, да и руки дрожали и пальцы стали будто в два раза толще. Когда наконец он уже обхватил ее, она выгнулась и ловко выскользнула из его рук. Утопая в песке, он бросился за ней. Но она снова отбросила его, точно стальная пружина. Наконец, схватив ее, мужчина начал молить:

— Прошу… Прошу тебя… Ведь я же все равно не могу… Давай сделаем только вид…

Но ему уже не нужно было удерживать ее. У женщины, казалось, пропало желание убегать. Вдруг он услышал звук рвущейся материи и в то же мгновение почувствовал сильный удар в низ живота, который нанесла локтем женщина, вложив в него всю свою злость, всю тяжесть своего тела. Мужчина беззвучно согнулся пополам и обхватил руками колени. Склонившись над ним, женщина стала кулаками молотить его по лицу. На первый взгляд могло показаться, что движения у нее вялые, но каждый удар был увесистым, точно она толкла отсыревшие и слежавшиеся комки соли. Из носа хлынула кровь. На кровь налип песок, и его лицо превратилось в ком земли.

Возбуждение наверху спало, точно зонт, у которого обломали спицы. Смешались вместе выкрики негодования, насмешки, подбадривания, но они были какими-то нестройными, отрывочными. Пьяные, непристойные возгласы тоже не могли поднять настроение зрителей. Кто-то бросил что-то вниз, но другой тут же обругал его. Конец был таким же неожиданным, как и начало. Издали раздались голоса, призывающие к работе, длинный хвост огней растаял, будто его потянули вверх. И только дул темный северный ветер, унося последние следы возбуждения.

Мужчина, избитый и засыпанный песком, смутно ощущал, что все шло как по-писаному. Эта мысль теплилась где-то в уголке сознания, напоминавшего пропитанное потом белье, под которым лишь биение сердца было до боли отчетливым. Горячие, как огонь, руки женщины лежат у него под мышками, и запах ее тела, точно колючками, бьет в нос. Ему представилось, что он в ее ласковых руках как маленький камешек в русле спокойной реки.

31

Проходили однообразные ночи песка, шли недели.