Зарубежные письма

Мне часто приходится слышать в ответ на мои рассказы о новой школе, что-де именно расцвет политехнизации во всех новых школах и есть прямая причина оскудения гуманитарных паук, а с ними — нравственности, духовных идеалов, духовного состояния современной молодежи. Реплика эта ошибочна. Метафизика по-гречески — после-физика, гуманитарные науки растут над (или вслед за) естественнонаучными, ведь для истории нужно накопление прошлых фактов; для философии — накопление всех видов и опытов восприятия; для психологии — развитие человеческих типов и характеров, порождаемых развитием человеческих обществ, а значит, и развитием техники, — словом, после, после, а не до. И замечательно, что новая огромная гуманитарная наука — марксизм-ленинизм — развилась и показала себя необходимой именно вслед за происходящей во всем нашем мире физико-математической и технической революцией.

Попробуйте связать нашу старую идеологию (историю, психологию, этику, гносеологию) с тем, что вдруг распахнула на земле новая физика с новой техникой; попробуйте вразумительно оформить происходящее сейчас на почве этого нового перевооружение всей промышленности; попробуйте хотя бы привести к какой-то адекватности, к знаку равенства два эти мира, нашу старую гуманитарию с нашей новой технологией, — и что получится? В лучшем случае — разговор о бессмысленных и вредных последствиях «безбожной» кибернетики; о наличии «мистики» в попытках, опытов телепатии и в прослеживании слуха и зрения «за порогом» человеческой слышимости и видимости; о гибельности расщепления атома и обесчеловечивания человека в век атомистики и тому подобное, в то время как именно для поднятия человеческого духовного мира и его нравственной сущности на более высокую ступень нужно выработать и более высокую, более адекватную гуманитарию, заложенную в трудах новых учителей человечества Маркса, Энгельса, Ленина.

Так вот, мне кажется, именно там, где возникает сейчас необходимый симбиоз между научным изобретательством и материальной продукцией, между новыми открытиями в технике и воплощением их в новых материальных фактах производства, между мыслью ученого и делом рук рабочего, — именно там возникает и неизбежность новой философии, повой психологии, новой метафизики, новых, более высоких форм нравственности, иначе сказать — неизбежность диалектического материализма, всей системы идей марксизма-ленинизма. Но ведь так именно и происходит в ГДР, где эти новые гуманитарные предметы преподаванья возникают не формально, искусственно, а естественно, органически в каждой высшей школе, независимо от ее профиля. Без них не осмыслишь, не свяжешь, не применишь в дело новую физику.

Разговор этот, ведомый мною с читателем, велся мною в Иене, когда мы сидели в комнате дирекции народного предприятия «Иена — Карл Цейс». Бывший маленький городок духовного отдыха-общенья Гёте вырос в крупный промышленный центр с главной его доминантой — упомянутым предприятием. В самом центре города — многоэтажный зеркально-стеклянный дом управления фирмы; на окраине — целый городок рабочих коттеджей; за высокими каменными стенами с высоченной трубой, пронзающей небо, — заводские цеха; в большом белом корпусе — отличная, на три четверти научными аппаратами самой фирмы оборудованная, передовая поликлиника… Словом, куда ни повернись, если даже упрешься в университет, в школу, всюду Цейс, Цейс, Цейс. И даже покуда мы говорили, а мы, правда, беседовали битых четыре часа и кончать не хотелось, целая вереница школьников, предводительствуемая учителем, прошла мимо кабинета дирекции вверх но лестнице, чтоб познакомиться с работой конструкторского бюро.

Служащие фирмы, с которыми мы разговаривали, своими «профилями» показали сложность, комплексность самой дирекции. За столом вокруг нас сидели: советник по культуре у генерального директора (пли представитель по отделу культуры — Kulturbeauftragter) Курт Линке; представитель Литературного бюро доктор Шмидер; заведующий музеем-выставкой фирмы Пауль Кролль; веселый, большой и толстый, сказавший о себе «я — технический купец», господин Титтельбах, коммерческий директор фирмы. По мере надобности при возникающих вопросах к нам вызывались сверху, из исследовательских отделов, молодые ученые: астроном в белом фартуке Дитрих Гудтко и Эрика Руше, дипломированный физик. Вообще стариков мы не встретили почти нигде на предприятии. Основными кадрами была молодежь, руководящими — средний возраст. Паш милый лейпцигский друг доктор Шмида, показывавший нам приборы Цейса на Лейпцигской ярмарке, не мог досидеть с нами до конца по болезни сердца…