Зарубежный детектив

— Конечно же, это она! Однако снимок на эмали, видно, был сделан гораздо позже. Здесь она совсем еще девочка. А вот вторая карточка мне ничего не говорит.

— Это неважно, — сказал Жардэ. — Первая нас интересует больше всего.

Он вдвойне оценил любезность разговорчивой старушки, не выказавшей ни недоверия, ни любопытства и, казалось, ничуть не смутившейся его присутствием и вопросами. Похоже, ей было все равно, кто он. Просто собеседник. А при ее одиночестве хочется с кем-то поговорить, и все тут. Чтобы окончательно заручиться его доверием, она вспомнила о своем девичестве, о совместной жизни с мужем — виноделом из Кро, где тот производил славное доброе винцо, о своем сыне, двадцати лет от роду разбившемся на мотоцикле.

— И, видите, в семьдесят два года живу одна-одинешенька, не калека и дом еще могу содержать в исправности.

Действительно, занавески в красную и белую клетку, чистая скатерть на столе, простая, навощенная мебель. Г-жа Манье была похожа на свой дом — умиротворенная, простая, приветливая. Словно только что сойдя со страниц романа «бель эпок»,[30] она протянула ему стакан ореховой настойки собственного изготовления:

— Отведайте, уверяю, понравится!

Вино оказалось нежным, немного горьковатым на вкус. У Жардэ вдруг вырвалось:

— Вы ведь каждую неделю ходите на кладбище… не замечали чего-нибудь необычного в последнее время?

— Разве что мальчишек, которые шалят среди могил… А вообще-то, погодите, теперь, поразмыслив, припоминаю — однажды утром, ни свет ни заря, автомобиль стоял у аллеи В, как раз против могилы Данселей. Не легковой, как в былые времена, а современный, с пластиковым верхом, вроде как у американцев, когда они высадились в день освобождения.

— Марки «меари»?

— Дьявол его разбери какой марки!

— И эта машина, по-вашему, что делала на кладбище?

— Я и сама себя спрашиваю. Какой-то мужчина сел за руль, когда меня увидел с тележкой. И так быстро поехал, что, не посторонись я вовремя, зашиб бы.

— Он был один?

— Один вроде бы. Эта… «меари», как вы говорите, была обтянута брезентом, словно по зиме, а что внутри — не разобрать. То-то я диву давалась. Не считая катафалков и грузовиков с каменщиками, такие машины не больно на кладбище увидишь. Да еще желтого цвета. И какого! На выходе я у сторожа переспросила: тот ничего не видел. И неудивительно — чудак он, отец Бенжамин. В полвосьмого — в восемь откроет кладбище и отправляется за своей газетой и чашкой кофе в Кро. Там-сям покалякает, раньше девяти его на кладбище не жди, разве что когда похороны. Да и впрямь какая работа-то сторожу на кладбище — мертвые, поди, сами себя сторожат!

Жардэ взглянул на часы. Он назначил время встречи судебной экспертизе за пять минут до закрытия кладбища, чтобы не привлекать внимания, и рисковал прозевать экспертов, не распрощавшись поскорее с говорливой, хотя и полезной старушкой. Пришлось, чтобы ее не обидеть, еще выпить ореховой настойки и пообещать прийти снова.

Экспертиза ждала его недалеко от склепа Данселей. Жардэ показал им на подозрительное пятно в правом углу.

— Взять отпечатки будет не просто, — сказал один из прибывших после краткого осмотра, — но не невозможно.

Они вытащили инструменты, необходимые для деликатной операции, и быстро сделали свое дело.

— Это кровь. Лаборатория наверняка подтвердит без труда.

Комиссар Жардэ направился к будке сторожа на случай, если тот уже запирал решетки на воротах — было уже шесть вечера, но будка оказалась пустой, а ворота открытыми.

Инспектор Бакконье поджидал Жардэ. Какие-то бумаги на столе и вид, говорящий о том, что дело на мази: блеск в глазах и улыбка на губах. Протягивая бумаги комиссару, он сказал:

— Хотя у нас еще нет всех элементов, позволяющих трубить победу, ребята сильно продвинулись. Причем по многим направлениям. Сперва одна деталь, даже если она пока никуда не ведет: деньги, которые Жюльен Комбрэ дважды клал на книжку, были в купюрах, а не в чеках.

— Скорее негатив, а?

— И да, и нет. Это подтверждает, что эти деньги — не результат какой-нибудь торговой сделки, иначе он получил бы чеки. Наши службы тем временем тщательно порылись в его вещах. Ничего особо интересного, разве что экземпляр газеты «Эхо Алжира» от 8 августа 1956 года. Одна статья вырезана, одна страница вырвана. Что в них — сказать будет трудно, не думаю, что во Франции где-нибудь сохранилась подшивка этой газеты.

— Может быть, в Национальной библиотеке?

— Я звонил в отдел периодики. Похоже, что старых алжирских газет там нет.

— Значит, надо искать в другом месте. Что еще?

— Еще… список всех жителей долины Верно, включая девичьи фамилии женщин. Для этого понадобилось время — пришлось смотреть избирательные списки по Йеру и Кро.

— Ну и?

Бакконье не ответил, и Жардэ быстро пробежал списки, занявшие несколько машинописных листов, отпечатанных, кстати, кое-как. Его палец удовлетворенно задержался на одной строке и он прочел: