Зарубежный детектив

— Нет. Я из полиции. Мне надо поговорить с господином священником по поводу исчезновения его двоюродного брата. Я веду расследование этого дела и надеюсь получить у господина священника кое-какую информацию. Кстати, вы сами случайно не были знакомы с Шандором Варгой?

Ризничий с сожалением отрицательно покачал головой.

— Я не так давно здесь работаю, всего-навсего несколько недель. А родственник господина священника, по его словам, исчез месяца два тому назад, — и он с сожалением развел руками.

Тоот решительно шагнул к массивной деревянной двери. Постучал и тут же открыл ее. Он увидел круглоголового седого человека в черной сутане, который смотрел на капитана с удивлением, оторвавшись от чтения книги, в серых добрых глазах священника был немой вопрос, он внимательно изучал посетителя.

— Добрый день, господин священник, — произнес Тоот и тут же объяснил цель своего визита.

— Да, двоюродный брат. Но ведь он…

— Я знаю, что вы не можете слишком много знать об обстоятельствах его исчезновения. Но все же я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Пожалуйста. Садитесь. Что вас интересует?

Тоот внимательно изучал лицо говорившего. Оно было спокойным, ясным, в нем таилось что-то такое, что часто замечаешь в лицах церковнослужителей, но что так трудно передать словами; сказать можно только одно: это было типичное лицо священника. Что придавало ему подобное выражение? Округлость, даже некоторая одутловатость, доброжелательный взгляд, но в то же время и своеобразная уверенность очень странно сочетались в этом лице, озаренном особым блеском глаз, свидетельствующим о высоких духовных устремлениях.

Тоот оглядел комнату со сводчатым потолком, с белыми свежеоштукатуренными стенами. На кровати лежали книги и бумаги, они валялись всюду — на стульях, на полу, на книжных полках; этот очевидный беспорядок свидетельствовал о холостяцком образе жизни владельца.

— Собственно говоря, я хотел бы получить от вас небольшую характеристику Шандора Варги. Что он представляет собой как человек?

Священник улыбнулся, провел рукой по голове, приглаживая волосы, седые, но еще густые, словно у совсем молодого человека.

— Этот вопрос я сам себе неоднократно задавал, но дать определенный ответ так и не смог. Вы знаете, что у Шандора трое детей. Богу было угодно, чтобы двое из них родились на свет нервными, раздражительными, слабенькими. На них природа сэкономила то, чем щедро наделила Шандора. Он — человек практического склада ума, неунывающий оптимист. Но именно поэтому его внутренний мир закрыт для окружающих…

— Как это понимать?

— Вы умеете ходить под парусом?

Тоот в изумлении уставился на собеседника.

— Ну… пару раз приходилось…

— Не думайте, что я сошел с ума. Просто Шандор относится к числу устойчивых «кораблей», которым не страшны бури. Мачта его судна невысока, ну, скажем, шесть-семь метров. Если ветер дует на высоте десяти метров над уровнем моря, то этот корабль не шелохнется, все будут полагать, что на море — штиль.

— Это относится и к степени его религиозности?

— Не только. Это просто общее рассуждение. Подобным людям лучше всего живется на свете… Знаете, в прошлом году на Пасху брат приезжал ко мне на три дня, он вообще любил бывать здесь. В это время заболел один мой помощник, прислуживавший в алтаре, и Шандор попросил разрешения подменить его. Когда служба закончилась, брат подошел ко мне, глаза у него горели, и он заявил: «Карой, знаешь, меня поразил этот мистицизм!» Мистицизм!

— Он был верующим?

— Что вы. Теории, принципы, вера — все это совершенно чуждо таким людям. Я ему говорил: Шандор, тебе повезло, что у тебя такой благодушный нрав, ты стал бы агрессивным чудовищем, если бы был сангвиником. Он расхохотался: «У меня трезвый взгляд на мир, дорогой Карой, ты этого просто-напросто не можешь понять!» Шандору в религии больше всего нравились богато украшенные одеяния, серебряные подсвечники и посуда, старинные книги, латинский текст проповеди, который он знал наизусть, но смысла совершенно не понимал. Ему нравилось все, что блестело и выглядело необычным.

— Вам приходилось спорить с ним?

— Спорить можно лишь с тем, кто осознает разницу между добром и злом и в той или иной степени придерживается либо того, либо другого. А для Шандора злом было то, что было дискомфортно для его естества, а добром — то, что приятно. Можно вести спор с таким человеком? Для него идея или принцип были своего рода красивыми декорациями, которые можно было менять по его вкусу; причем делал он это не из расчета, как обычно поступают мошенники, просто для него они не имели ни малейшего значения.

Тоот выдержал небольшую паузу.

— Если говорить о добром и злом начале в Шандоре, что перевешивает?

— Странный вопрос. Никогда бы не поверил, что его задаст сотрудник полиции, что его может подобное интересовать.

— Мне хотелось бы распознать этого человека, чтобы понять, что могло с ним приключиться.