Зарубежный детектив - 88

Никто не сумел бы объяснить, почему больным велят считать именно с двадцати. Так уж принято. Пациент начал довольно бойко и быстро.

— Считайте спокойнее. Дышите ровно и глубоко.

Голос Вольфа доносился до больного уже как бы издалека. Он вдруг начал считать неестественно громко, а через секунду перешел на невнятное бормотание. И замолчал, дыша ровно и глубоко.

— Можно? — спросил Вольф.

Присутствующие замерли и невольно подались вперед, когда Вольф ввел пациенту, опять-таки внутривенно, РМ-089. Спящий расслабленно обмяк. Знакомый эффект — как от индейского кураре. Взгляды устремились на грудную клетку пациента: он спокойно спал. Бергер следил за кардиограммой, которая показывала ровный, без малейших изменений, сердечный ритм.

Вольф взял в руки склянку с эфиром. Первые капли упали на наркозную маску, закрывающую рот и нос пациента. Зрители, искушенные в своем деле профессионалы, скептически наблюдали, как Вольф медленно, через равные промежутки времени, роняет из склянки одну-две капли, а Бергер и Рунге меж тем отработанными движениями удаляют воспаленный отросток. Операция прошла без осложнений, как всякое обычное вмешательство такого рода, и все же лучше, чем всегда, поскольку расслабленность мышц облегчила хирургам работу в брюшной полости, а это — прямая заслуга РМ-089.

Когда брюшину зашили, Вольф дал пациенту антидотум, тот же, что используют против кураре. Пациент проснулся.

Удивленно открыл глаза. Издалека доносился невнятный говор. Ну и крепко же он спал! Чье-то лицо с улыбкой склонилось над ним.

— Как вы себя чувствуете?

Мысли пока ворочались туговато. Он старался вспомнить, откуда ему знакомо это лицо, и не мог. Над головой огромная зеркальная лампа, сбоку звякают какие-то металлические предметы. Наконец он сообразил, где находится.

Заплетающимся языком, как пьяный, выдавил:

— Уже все или вы еще не начинали? Тогда давайте!

Громовой хохот. Больной вдруг приподнялся (Вольф даже не успел его остановить), но тотчас же снова откинулся назад и застонал от резкой боли.

— Спокойно, спокойно, мой мальчик. Скакать от радости будем недельки через две, — укоризненно сказал Бергер. То, что пациент смог подняться, как нельзя лучше говорило о том, что РМ-089 перестал действовать. Первое клиническое испытание прошло вполне удачно.

Все бросились поздравлять Бергера. Вольф и Виттит смотрели друг на друга. Что ж, игра стоила свеч. Только часа два-три спустя, когда победный энтузиазм несколько поостыл, на них навалилась неимоверная усталость — результат напряжения последних месяцев.

Закончив свой рассказ, Бергер задумчиво глядел в пространство. Вчерашней приподнятости как не бывало. Еще накануне вечером он наказывал сестре Лоре особенно внимательно присматривать ночью за этим больным и в случае чего сразу звонить ему. Она уже не позвонит. Никогда.

— Как сегодня ваш больной? — спросил Гайер, который до сих пор молчал, пытаясь вникнуть в медицинские проблемы.

Бергер не успел ответить, ему помешал майор:

— Выходит, отцом идеи и первопроходцем был доктор Виттит. А значит, он больше кого бы то ни было занимался этим проектом. Думаю, товарищ обер-лейтенант, надо его к нам вызвать. Наверняка кое-что расскажет.

Гайер пометил себе: «Вызвать фармаколога в управление».

В комнате посветлело. Матовые оконные стекла гасили яркость солнечных лучей. Впрочем, никто этого не заметил. Зверская жестокость случившегося проступила сейчас, при свете дня, до боли мучительно.

2

Общежитие медсестер — перестроенный мансардный этаж одной из клиник — было расположено поблизости. Весть об утренних событиях докатилась уже и сюда, обер-лейтенант Гайер понял это сразу, едва вошел в кабинет директрисы. Она была растерянна и без конца твердила, что сделает все от нее зависящее, чтобы помочь следствию. О господи, подумал Гайер, за километр видно любительницу детективов! И он без долгих разговоров попросил ключ от комнаты Лоры Гальбах.

Комната оказалась небольшая, обставленная стандартной мебелью: стол, шкаф, кровать, стулья. Кресло-качалка, видимо, не казенное. На стенах циновки, репродукции Рембрандта. Свернутая перина — вместо спинки на кровати.

Гайер взглянул в окно. На золоченом куполе Русской церкви дробилось солнце. Прямо под окном рос одинокий тополь.

Обер-лейтенант начал методичный осмотр помещения. Директриса молча наблюдала за ним. В платяном шкафу развешана одежда. В ящиках аккуратные стопки белья. На шкафу чемодан. Пустой. Даже в боковых карманах ничего нет.

Он сам не знал, что ищет. Может, письма? Или дневник? А есть ли в этой комнате вообще хоть малюсенькая зацепка, от которой протянулась бы ниточка к убийству? Странно, что нигде не видно портрета какого-нибудь молодого парня. Либо у нее не было друга, либо она имела собственное мнение насчет вывешивания фотографий на всеобщее обозрение.

В ящике стола — сберегательная книжка на несколько сот марок, членские билеты различных обществ, почтовая бумага, марки, конверты, копия свидетельства об окончании медучилища, почетные грамоты: все по порядку сложено в коричневую кожаную папку. А вот ей как будто никто и не писал.