Зарубежный детектив XX века. Популярная библиографическая энциклопедия

Чандлер развил линию крутого детектива, доведя концентрацию трупов, драк и перестрелок почти до предела. Но не в этом его сила; в известной степени кровавые жестокости — в количестве, сравнимом только с количеством спиртного, поглощаемого Марлоу в любое время суток и в любой обстановке, — условность, и имеет смысл учесть слова сыщика: «К работе я отношусь совершенно серьезно. Но если ее детали воспринимать без чуточки юмора, то можно подохнуть от тоски». Черный юмор Марлоу направлен прежде всего на себя, на оценку своих поступков, причем чем драматичнее выглядит сцена, тем смешнее пытается представить ее герой.

«…Я ощупал затылок. Шляпа была на месте. Не без труда я снял ее и ощупал голову. Добрая старая голова, она у меня уже давно. Теперь она стала немного побольше, немного помягче и более чем немного чувствительнее. Но удар оказался не столь уж чувствительным. Пользоваться головой я еще мог. По крайней мере целый год». В ерническом тоне он предпочитает описывать и свои атакующие действия: «Я наступил коленом ему на лицо. Колену стало больно. Больно ли было его лицу, он не сказал. Так как стоны не прекращались, я стукнул его дубинкой, и он замолк».

Однако эти, весьма характерные, примеры не должны вводить в заблуждение относительно истинного лица Филипа Марлоу. При всех его шести футах роста и ста девяноста фунтах веса, «твердых мускулах и крепкой челюсти» он отнюдь не супермен; просто «с волками жить…»

Мир, в котором он живет, — мир широко разветвленной организованной преступности; весь — довольно значительный — круг лиц, принимающих участие в том или ином произведении, так или иначе связан между собой, информирован о реальной (а не об официальной) власти, которой наделен каждый из них. Именно в такую среду раз за разом попадает Марлоу, берущийся ради заработка расследовать дела, которые ему предлагают отнюдь не невинные жертвы. «Опасность — моя профессия, — несколько туманно из-за качества русского перевода объясняется Марлоу. — 25 в день и 250, если улажу это дело», — и это означает, что он опять с фатальной неизбежностью окунается в мир, где враги окружают его со всех сторон. Риск расстаться с жизнью реален для него несколько раз на дню. Если учесть, что как сыщик Марлоу далеко не идеален — он плоховато разбирается в людях, часто ошибается в действиях, не обладает особой интуицией, — то резонно возникает вопрос: неужели только деньги заставляют его, бывшего работника прокуратуры, уволенного «за дерзости», заниматься этим опасным бизнесом?

Разумеется, нет. И в авторской трактовке этого образа содержится квинтэссенция детектива «по Чандлеру». Филип Марлоу — романтический герой-фаталист, ревностно относящийся к системе нравственных ценностей с позиций гуманизма и даже рыцарства («Рыжий ветер»). Это человек чести, что ярко продемонстрировано в романе «Прощай, моя красавица» и подтверждено в других.

Марлоу побеждает не только в силу своих интеллектуальных или физических качеств, сколько в силу того, что ценности, которые он исповедует, — выше тех, которым служат его противники. Поэтому автору не обязательно организовывать хитроумные и загадочные происшествия. В «…Красавице» «основное» убийство происходит на глазах и сыщика, и читателей, но погоня за гигантом-уголовником Мэллоем по кличке «Лось» оказывается той сюжетной пружиной, которая, раскручиваясь, сводит героя с целой серией преступных элементов и криминальных событий, расследование каждого из которых жизненно важно для сыщика. Он идет не столько за одной-единственной тайной, сколько от одного непонятного преступления к другому и своим присутствием либо активным вмешательством готовит почву для официальных блюстителей закона — уголовной полиции.

Кстати сказать, его взаимоотношения с полицией отличаются от «общепринятых» для героя — частного сыщика: обычное состояние «на грани конфликта» иногда переходит во вполне дружеское, а в исключительных случаях Марлоу, выведенный из равновесия, позволяет себе даже заняться перевоспитанием блюстителей порядка: «Пока вы не будете говорить правду сами себе, вы не услышите ее и от меня. Пока вы не научитесь всегда, в любое время, при любых условиях и обстоятельствах, не считаясь с последствиями, докапываться до истины, до тех пор я вправе прислушиваться к голосу совести и защищать своего клиента так, как сочту нужным. И так будет продолжаться до тех пор, пока я не буду уверен, что вы причините ему не больше вреда, чем того требуют интересы справедливости. Либо пока меня не заставят говорить силой».