Зарубежный детектив

— Ай-ай, господин Бодьо, какая у вас слабая память. Те бесчисленные оргии, которые устраивал Драгош и в которых вы принимали участие наравне с немцами, свидетельствуют о том, что это знакомство было совсем не шапочное. Так, так. А за что убили выстрелом в затылок Петера Руми?

— Кто это сделал, мне неизвестно.

— Неизвестно... А Яноша Баги? Разумеется, это тоже вам неизвестно. Вы не знаете, по-видимому, и о том, что ваш подчиненный, вахмистр Лайош Береш, самым наглым образом угрожал тюрьмой жене Яноша Баги и запретил ей работать кухаркой у Кочишне. Хотя Береш дал на суде показания, что сделал это по вашему указанию. Это правда?

— Правда. Но и на это я получил приказ от Кольманна.

— Почему?

— Он не объяснил.

— Оригинально. Получается, что вам никто ничего не объяснял, а вы сами или руками своих подчиненных слепо выполняли чужие приказы, да еще самым беспощадным и жестоким образом. Конвойный! Уведите заключенного.

Когда лысого ротмистра увели, я затребовал для допроса Лайоша Береша, бывшего жандармского вахмистра.

Ввели здоровенного детину лет тридцати с низким лбом и квадратной челюстью.

— Приказывайте, господин майор! — Увидев меня, бывший жандарм вытянул руки по швам и щелкнул каблуками арестантских башмаков.

— Приказывать не собираюсь. Садитесь и отвечайте на вопросы. Кто был вашим начальником на участке Балатон?

— Ротмистр королевской жандармерии господин Арпад Бодьо.

— Кроме вас, кто еще служил в этом участке?

— Старший вахмистр Янош Боршоди, вахмистр Бела Шимо и вахмистр Петер Далош.

— Что с ними стало после прихода советских войск?

— Насколько мне известно, они удрали вместе с немцами на запад.

— Почему вы не последовали их примеру?

— Я не чувствовал за собой вины, поэтому остался дома. Жена, дети, господин майор.

— За что же вы получили тогда двенадцать лет тюрьмы?

Подумав немного, Береш решительно сказал:

— Собственно говоря, даже не знаю.

— Но ведь на заседании трибунала свидетели обвинения Кароль Пензеш, Бела Лакош и другие прямо в лицо сказали вам о той животной жестокости, с которой вы с ними обращались. Или они солгали, сказали неправду?

— Правду, господин майор.

— Тогда почему же вы заявляете, что не знаете, за что получили наказание?

— Двенадцать лет. Многовато, считаю.

— А я считаю, в самый раз. Скажите, Береш, почему вы запретили жене Баги работать кухаркой у Кочишне?

— Так приказал ротмистр, господин Бодьо.

— А ему кто приказал?

— Об этом, прошу прощения, он мне не сообщил. Не знаю.

— А кто убил вдову Кочишне и за что, вы тоже не знаете?

— Не знаю. Я слышал только от господина Бодьо, что это дело рук коммунистов-подпольщиков.

— И вы этому поверили?

— Нет.

— Почему?

— В поселке все знали, что вдова Кочишне всегда помогала бедным людям, особенно их детям. Покупала им одежду, ботинки и всякое такое прочее. Но мы обязаны были распространить этот слух, таков был приказ.

— Ну вот, хоть один раз вы сказали правду!

— Что правда, то правда. От нее не уйдешь.

— Кто был тот высокий немец в очках и в цивильном платье, который часто приходил к вам в участок?

— Их много приходило, прошу прощения. Особенно начиная с 1944 года. То один явится, то другой, и все приказывают, командуют. Однажды произошло крушение на железной дороге, немецкий эшелон пустили под откос, вагоны загорелись. Эх, как они тогда переполошились! Хватали всех по малейшему подозрению, а железнодорожников всех до одного согнали в сарай. Допрашивали день и ночь. Многих избивали, конечна

— В этом деле и вы не сидели сложа руки, так?

Береш промолчал насупившись.

— И конечно, в каждом задержанном видели коммуниста?

— Верно, — негромко отозвался бывший жандарм.

— А истинных виновников крушения так и не поймали.

— Верно.

— Но все равно всех задержанных избили до полусмерти.

— Это немцы умели...

— Ну, ну, вы тоже далеко от них не отстали! Расскажите о том фашисте, который был среди всех главным и разговаривал только с Бодьо с глазу на глаз.

— Извините, но с господином Бодьо тогда многие немцы разговаривали с глазу на глаз. Если вы имеете в виду того очкастого, то его фамилия была Кольманн.

— Может быть, вы знаете фамилию и той белокурой девицы, за которой ухаживал Кольманн?

— Не знаю, хотя видел. Думаю, на этот вопрос вам лучше ответит Акош Драгош.

— Почему? Разве Драгош был тоже знаком с этой девицей?

— А то как же. Как-то раз, поздно вечером, я понес срочную телефонограмму господину Бодьо, который в это время ужинал в доме у Драгошей. Там я и увидел эту девицу. Она сидела за столом рядом с Кольманном. А потом я слышал, что она не венгерка, а какой-то другой нации.

— От кого слышали?

— Помнится, от официанта, который тоже служил в пансионе у Кочишне.

— Этого официанта звали Бела Фекете?

— Кажется, так. Да, так его звали, точно.

— У вас был там местный «фюрер» нилашистов Иштван Хорняк. Что это за человек?

— Зверь, а не человек, прошу прощения. Пытал и увечил людей беспощадно. Я только на суде услышал, что это он самолично переломал кости рук и ног некому Пензешу, которого на коляске в зал привезли родственники.