Читаем Зарубежный экран. Интервью полностью

— О людях, с которыми работал. О Жане Ренуаре. Я помню, как наши фильмы запрещала церковь. Как публика скандалила во время сеансов и вызывали полицию. О Жане Виго. О том, как оглушительно проваливались наши фильмы. После одного такого провала продюсер посоветовал мне больше никогда не соглашаться на большие роли — только на реплики в эпизодах. Теперь молодежь разных стран разыскивает эти старые ленты и смотрит их. Ренуар и Виго — классики. В Париже есть улица Виго.

— Чем вы объясняете, что ваши роли выдержали испытание временем?

— Я никогда не делал на экране того, что не умею. Например, не играл героев-любовников. Я пытался быть правдивым, и, может быть, поэтому спустя сорок лет о моих персонажах можно говорить. Это добрые люди, а доброта, гостеприимство, любовь встречаются не так уж часто. А я люблю людей, и особенно тех, кто три часа выстаивает в очередях у касс кинотеатров. Я не принадлежу к актерам, которые учат жить, проповедуют, открывают истины. Моя цель — хоть раз по ходу фильма заставить зрителя переживать.

Речь идет о том, что у актера должно быть чувство. А оно не поддается анализу, и ему не научишь в театральной школе. В 1921 году в Женеве я играл Бубнова в спектакле «На дне», а потом Сорина в «Чайке». В 1924 году я видел эти спектакли во время гастролей Художественного театра. Русские играли сердцем, а не рассудком, и я сказал всем, что я французский актер с русской душой. Я учился на игре Москвина, Качалова, Станиславского.

Теперь я снимаюсь мало — во Франции засилье коммерческих фильмов. Я не хочу иметь ничего общего с насилием, зверствами, издевательствами, которые в них показываются. Когда я иду по Большим Бульварам и вижу, как на киноафишах люди душат друг друга, то думаю: «Причем тут я, Мишель Симон?»

1969 г.



«Дьявол и десять заповедей»


P. S. В 1970 году общественность Франции торжественно отмечала семидесятипятилетие Мишеля Симона. В печати появились интервью с актером, который сказал, что решил «уйти на отдых». Но прошло короткое время, и с обложек тех самых изданий, где печатались эти интервью, на читателей опять смотрело доброе лицо «старого ворчуна»: в фильме Клода Берри «Дом» он исполнил роль старого ученого-затворника. Герой Симона устал от непонятной ему современной жизни, замкнулся в своем родовом замке, отдав себя «чистой науке». Но однажды тишину замка нарушили юные голоса: к старому ученому вторглась толпа американских «хиппи» И среди них семнадцатилетняя девушка, «желающая познать мир». От жизни не отмахнешься, как бы говорит этот фильм, сценарий которого был специально написан Жераром Брашем для Мишеля Симона. По единодушной оценке парижской прессы, Симон еще раз продемонстрировал, «насколько неиссякаемы его запасы доброго ворчливого юмора, питаемого глубоким человеколюбием». Может быть, в этом загадка его творческого долголетия.

Жан-Поль Лe Шануа

Трудно назвать другого французского режиссера, которому повезло бы в Советском Союзе так же, как Жану-Полю Ле Шануа: почти все его лучшие произведения шли на наших экранах. «Адрес неизвестен», «Беглецы», «Папа, мама, служанка и я», «Папа, мама, моя жена и я», «Отверженные» видели десятки миллионов. «Мсье» и другие картины показывались на московских фестивалях. Их простота, правдивость, поэтичность, художественное изящество и важность поставленных проблем — все это сделало Ле Шануа известным в нашей стране. Сам он говорит:

— Я поставил семнадцать или восемнадцать картин и люблю все — так же как мать любит всех своих детей, хотя одни из них лучше, а другие хуже. Но все-таки больше всех я люблю картины, которые достигли своей цели — привлекли внимание к важным вопросам, затрагивающим всех и каждого. Это «Школа бездельников», получившая в 1949 году приз Каннского фестиваля», «Брачное агентство» и «Случай с доктором Лораном».

«Школа бездельников» обошла почти весь мир и считается классикой. Это комедия, но рассказывает она о серьезных проблемах, правильных принципах воспитания детей. Герой картины молодой учитель — его играет Бернар Блие — не по-казенному заботится о своих воспитанниках и налаживает с ними подлинные дружеские отношения. Эта тема очень интересует меня. Возможно, в каждом из нас сидит неоткрытый Моцарт, и, если бы в детстве нас правильно учили и воспитывали, каждый из нас сегодня был бы лучше. Это — важнейшая забота общества. «Школа бездельников» до сих пор показывается на педагогических конгрессах. Это, пожалуй, самая полезная из моих картин. «Брачное агентство» я поставил два года спустя. Это тоже важная картина — об одиночестве мужчин и женщин, о том, что ищет в жизни каждый из нас: дружбу, нежность, заботу. И это комедия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное