Засада. Двойное дно

Ничего, все должно кончиться, это кончится, и врагу станет худо, будь он проклят, пришедший с мечом и злобой на нашу землю и заливший ее кровью и слезами жертв.

Но для того, чтоб оккупанты здесь взвыли, разведка должна многое увидеть, услышать, узнать.

Враг не день и не месяц занимает тут оборону, он глубоко врылся в землю, и мощь его инженерных сооружений, мощь его огня — не пустяк и не игрушка. И Смолин не покинет трясину и не позволит никому из своих людей уйти из нее до тех пор, пока группа не выполнит задание. Он будет лежать в болоте сутки или десять, — но узнает все, что надо знать человеку, которому поручена разведка боем.

11-я армия генерал-лейтенанта Морозова готовится к атаке. Дивизии, в которой служит Смолин, необходимо уточнить огневую систему полков «СС» — «Мертвая голова». Штабные карты стрелковых частей испещрены условными значками: ромбики, подковки, пунктиры, овалы и многое другое. Это танки, пехота, траншеи врага, высоты и топи, пушки и дзоты. Однако такие сведения быстро устаревают. Командование обеих сторон отлично знает, что существуют войсковая разведка, агентура, аэрофотосъемка, — и стараются сбить с толку противника, дополняя или меняя огневую систему.

Разведка боем всегда рискованна, редко обходится без жертв, но это зачастую — лучший способ получить точные сведения.

Для нападения выбран трехамбразурный дзот на левом фланге «Мертвой головы». Между огневой точкой и траншеями соседней дивизии противника — топь, и это на руку нашим — не ударят сбоку.

Двадцать шесть часов лежит разведка перед окопами врага, наблюдая за сменой постов, за методическим огнем пушек и гаубиц, за проволочными заграждениями и минным полем, за едой и отдыхом солдат там, в чужом лагере.

Нетерпеливому Шведу кажется, что все уже давно ясно в немецкой обороне — и пора действовать. Однако даже он понимает: стрельба ничего или почти ничего не даст. У немцев огромный военный опыт, и их полки не ответят на жидкий огонь русских залпами пушек и тяжелых минометов. Не запустят моторы танков и самоходок. Нет, не сделают этого. Смолин прав.

Решение, которое принял взводный, не сулит легкой жизни, но это, пожалуй, единственный шанс спровоцировать врага и заставить его показать свою огневую систему.

План нападения, неоднократно обсуждавшийся в штабе полка, сложен и смел. Надо во что бы то ни стало незаметно пробраться к дзоту, бесшумно уничтожить дежурного солдата и тогда открыть огонь по немцам. В этом случае успех почти обеспечен: враг решит, что русские пробились на его левый фланг и захватили блиндаж.

Прошлой ночью ясно светила луна, и Смолин отчетливо видел, как ровно в двадцать четыре ноль-ноль три солдата, даже не спускаясь в траншею, отправились в тыл. Вероятно, их в это время отводили на отдых, может — на поздний ужин. Во всяком случае, внутри дзота тогда или никого не осталось, или, что вернее, находился один часовой.

Если так случится и этой ночью, Смолин наконец даст сигнал нападения.

Внезапно луну затягивают облака, и начинает уныло бубнить дождь.

Старшину беспокоит состояние людей. Теперь, он полагает, можно наведать их.

Извиваясь в кочкарнике, Смолин ползет к Заряну и Бядуле, старательно огибая заплаты сочной и яркой зелени, — «окна», — в которые проваливаются на тот свет.

Услышав тихий свист старшины, бойцы опускают автоматы.

— Есть работа? — обрадованно спрашивает вконец продрогший армянин.

— Нет, Степан. Рано.

— Понятно, — вздыхает Зарян. — Осторожность — тетя храбрости.

— Если умен — не считай врага дураком, парень, — сухо замечает взводный. — Как у вас дела?

Бядуля усмехается.

— Гарна болотюга…

— Ничего, Степан Анисимович, терпи — казак будешь.

— Ага…

Смолин расспрашивает солдат, что видели, что слышали, — и огорчается. Молодые бойцы еще не отточили зрение и слух, не умеют сравнивать, сопоставлять, делать выводы.

Днем рядом с одним из ориентиров — группой берез — несколько раз поднимались птицы. И Зарян, и Бядуля заметили беспокойство пернатых, однако никак не связали его с врагом.

— Надо было глядеть как следует, Степан Анисимович. Птицы зря пугаться не станут. Может, там рыли окопы?

Солдат смущенно молчит.

Где-то в глубине немецкой обороны раздается орудийный выстрел. Снаряд, шурша, пролетает над головами разведчиков и разрывается далеко, на юге.

— Гармата… — отмечает новичок. — Нехай их черт…

— Это не пушка. Гаубица.

Бядуля теребит щетинистые прокуренные усы.

— Хто знаеть?

— Нет, отчего же? Тут все ясно, как божий день. Снаряд пушки летит быстрей звука, снаряд гаубицы — медленней. Сначала мы услышали выстрел, потом пролетел снаряд. Значит, гаубица. А коли по тебе бьет пушка, сперва рвется снаряд, и лишь затем слышишь, как звук подвывает в небе.

— Если после разрыва еще что-нибудь сможешь услышать, тезка, — ухмыляется Зарян.

Смолин не укоряет его за это. Шутка на войне, пусть и грубоватая, — тоже оружие. Самое надежное, никогда не дающее осечек.