— К сожалению, я слишком мало общался с Управлением военной разведки Сирии, а если общался, то только по телефону, по служебным делам — решал текущие вопросы и не имел возможности подслушивать их разговоры. К тому же я арабский язык почти не знаю. Только отдельные «крылатые фразы».
— А вот это зря! Язык страны, в которой предстоит работать, следует знать. Хотя об этом лучше громко и открыто не говорить, что дает порой немалые преимущества. Это может оказаться полезным.
И Щелоков произнес какую-то очень длинную фразу, судя по певучести, на арабском языке, которого его собеседники не знали.
— Вы меня уже почти убедили. Но что вы сейчас сказали? — переспросил подполковник Бармалеев.
— Я просто перевел на арабский ранее произнесенную сентенцию, — ответил старший следователь. — А что она получилась длинной, в этом виноват язык. Вот мы, например, просто говорим «стол», а в арабском это звучит как «нечто на четырех ногах, что каждый день кормит меня и поит», и так далее… — Щелоков явно и открыто хвастался своими познаниями в языке, пытаясь хотя бы таким образом поднять свой авторитет, не имеющий популярности у военных разведчиков.
— А вы, товарищ комбат, что-нибудь слышали про наркотики? — обратился Щелоков к Бармалееву, повернувшись уже всем телом в его сторону.
— Слышал что-то про мешок с героином, только не помню — где конкретно. Скорее всего, от «бармалеев» слышал, когда пленных допрашивал…
— Целый мешок! — воскликнул старший следователь. Только что в ладоши в восторге не хлопнул. — Это сколько же он стоить должен! — Щелоков, оказывается, был еще и жаден, и завистлив. — Даже если в мешке пятьдесят килограммов — это получается около пяти миллионов евро. Вот же кто-то заработать хотел! А тут служишь всю жизнь, а денег не видишь. А на дозы развесят, мелом «разбодяжат», вообще будет даже боюсь считать — сколько. Раза в два больше.
— Но и сидеть за это придется долго-долго, если раньше не подстрелят… — сделал вывод подполковник Бармалеев. Ему хотелось сказать старшему следователю, что в мешке было килограммов на двадцать больше, чем Щелоков допустил, но комбат промолчал, ожидая того же и от Скорокосова.
Полковник тоже промолчал то ли из-за своей обычной молчаливости, то ли из-за того, что понимал ситуацию.
Глава восьмая
Дальше до аэропорта Внуково подполковник Бармалеев проспал и проснулся только тогда, когда самолет совершил посадку и к трапу были поданы несколько автобусов, грузовых и легковых машин, в основном внедорожников. Первым уехал подполковник Щелоков, за которым пришел микроавтобус «Фольксваген Панамерикэн». За ним сел в свою машину с военным черным номером полковник Скорокосов, а подполковнику Бармалееву еще предстояло озаботиться устройством своего батальона и отправить его на завтрак, приготовленный в солдатской столовой, то есть заняться делом, которым он никогда не пренебрегал, порой предпочитая заниматься делами служебными в ущерб делам семейным. Служба для Бармалеева была превыше всего.
— Это дома о бойцах мать с отцом позаботятся, а здесь кроме меня некому. Для них комбат — и отец, и мать в одном лице, — говорил он обычно жене.
Тамара вздыхала, потому что подполковник опять не успел зайти в магазин за хлебом, и молча соглашалась на ужин без хлеба. А Вилен Александрович соглашался тем более. На такие мелочи жизни, как отсутствие хлеба на столе, он просто привык не обращать внимания.
Но все же и за ним во Внуково прислали легковую машину. Не забыв посадить на переднее сиденье начальника штаба майора Лаптева, Бармалеев сам сел на просторное заднее сиденье и снова задремал. Его всегда мучил вопрос, почему военные самолеты всегда летают через Внуково, хотя гораздо удобнее было бы лететь до Шереметьево, от которого до Солнечногорска, где базировался его батальон, было рукой подать. Но кто-то, обладая значительно большей властью, нежели какой-то комбат, рассуждал, видимо, иначе. Все-таки Шереметьево считается международным аэропортом, и ни к чему показывать перед любопытными иностранцами части спецназа военной разведки даже издали. Хотя издали отличить их от десантников мало кто сможет. Вся разница заключается в нарукавной эмблеме, у одних на ней изображен купол раскрытого парашюта, у других летучая мышь, распростершая крылья над земным шаром, а издали рассмотреть эмблему проблематично, так же как разобрать цвет полосок на тельняшке. Да иностранцы чаще всего даже не подозревают, что цвет тоже имеет значение. Так, у десантников и у спецназа военной разведки полоски светло-голубые, у моряков и морской пехоты они синие, у «речников» — черные.