Засада. Спецназ 1941 года

Капитан посмотрел в бинокль: вышка с прожектором, несколько строений, цистерны с горючим, снующие туда-сюда солдаты охраны, два грузовика и легковая машина, а главное — стоящий на поляне «Юнкерс» не оставляли сомнений в том, что аэродром они обнаружили.

— Вот отсюда они и взлетают!.. — протянул капитан, не отрывая бинокль от глаз. — Нашли-таки… Посмотри-ка, летчик, что скажешь? — Черняк протянул Сиротину бинокль. — Похоже на аэродром?..

Тот долго и обстоятельно рассматривал поляну, водя биноклем из стороны в сторону, потом наконец ответил:

— Вполне годится…

— Как это «вполне»? — спросил Журбин. — А конкретнее?..

— Можно и конкретнее. Длина поляны позволяет и «мессеру» и «Юнкерсу» разогнаться и взлететь.

— Вот, уже лучше!.. — улыбнулся старшина, потом обернулся к капитану и спросил: — Что будем делать, командир?

— Пока не выясним количество охраны — предпринимать ничего не станем… Только наблюдать… Охраны здесь явно не меньше пятидесяти человек, по количеству грузовиков понятно. К тому же «мессера» нет. Улетел, а вот вернется ли? И почему один полетел, без «Юнкерса»?

— Ничего, скоро должен вернуться… — вставил Сиротин. — У него горючее на исходе…

— Только если он где-то в другом месте не заправился… — быстро поправил его Черняк, вновь поднеся бинокль к глазам. — Нужно нарисовать карту этого аэродрома на бумаге. Видимо, придется готовиться к его захвату. А нападение, как известно, только тогда будет успешным, если каждый боец будет знать, что ему делать при атаке и в каком конкретно месте он должен действовать… Так что сейчас важно все запомнить и зарисовать…

Когда карта была уже практически готова, на поляну приземлился и «Мессершмитт». В бинокль капитан видел, как летчик вылез из кабины, спрыгнул на землю и медленно зашагал твердой походкой к небольшому сараю, расположенному рядом с вышкой, а дойдя, по-хозяйски распахнул дверь и скрылся внутри.

Оторвав бинокль от глаз, Черняк повернулся к бойцам.

— На аэродром нападем завтра… — отчеканил он, потом задумчиво добавил: — А ночь будем думать, как это лучше сделать. Тут важно не столько этот аэродром уничтожить, как «языка» захватить, который нам про эти непонятные налеты на деревни расскажет… Да и Центр этого же требует…

7

Пилот «Мессершмитта», открыв дверь, буквально ввалился в комнату, распространяя вокруг себя запах бензина и масла. Курт Науманн лежал на кровати и листал журнал. Увидев Майнца, бесцеремонно прошедшего к столу и принявшегося стягивать летный шлем со своей головы, нахмурился, предчувствуя что-то недоброе.

— Что случилось, Генрих? У тебя опять плохое настроение?

Майнц промолчал, налил себе в стакан воды и залпом выпил. Науманн про себя усмехнулся: вчерашняя попойка не прошла для пилота «Мессершмитта» даром — с утра его мучило похмелье, голова раскалывалась от боли, так что пришлось дать ему таблетку, которая хоть немного облегчила его страдания.

— Наоборот, Курт! Сейчас я чувствую себя отлично!

Науманн с интересом посмотрел на приятеля, отбросил журнал в сторону, потом сел на кровати, свесив ноги на пол.

— Говори, Генрих. Ты же знаешь — я не люблю этих театральных пауз.

Майнц, поставив пустой стакан на стол, засмеялся.

— Я нашел аэродром, Курт!.. Теперь можно перебазироваться. Поле широкое, к тому же практически рядом расположена одна из наших пехотных частей. Там намного безопасней, чем здесь.

— Ты доложил об этом майору Реммеру?

Генрих скривил лицо.

— Пока нет… Имею я право хотя бы умыться, перед тем как идти к начальству?

— Ты нарываешься, Генрих… — покачал головой Науманн, с сожалением взглянув на приятеля. — Могу точно сказать, что такого отношения к себе майор не простит. Он явно воспримет твое поведение как вызов и неуважение к нему с твоей стороны, подрыв его авторитета как командира.

— Об аэродроме я доложил по рации дежурному. Тот, конечно же, все передал майору. Так что, я уверен, Реммер уже знает об аэродроме…

— Не тешь себя иллюзиями. Даже если и так, все равно ты должен действовать по уставу…

Майнц прошел к своей кровати, снял со спинки полотенце и вытер им лицо. Перед этим на гвоздик, прибитый к стене, повесил свой летный шлем.