Поскольку он не обращал на поведение Франсиса особого внимания, то полагал, что тот вел себя так же, как и все остальные.
— Не в этом дело, — ответил Коплан. — Эта девушка меня интересует. Из нее можно кое-что сделать. Я бы хотел с вами поговорить об этом завтра.
Халати равнодушно пожал плечами.
— Забирайте ее. Мне в любом случае нужно будет завтра поговорить с вами. Приходите к девяти вечера. Меня беспокоит один момент в отношении вас.
— Да? — переспросил Коплан, не придавая особого значения фразе. — Тогда не сомневайтесь, я обязательно приду. И спасибо за...
Он подмигнул, показывая на Клодин. Халати кивнул. Быстро простившись с остальными членами группы, Коплан взял Клодин под руку и спустился вместе с ней по лестнице. Счастливая, она прижалась к нему.
Стояла чудесная ночь. Слабый бриз, прилетевший со Средиземного моря, шевелил пальмы. Небо было усыпано звездами.
Вдыхая полной грудью, чтобы забыть тяжелые запахи, витавшие в доме Халати, Коплан решил пойти пешком. Клодин охотно согласилась пройти несколько сотен метров.
— На этих празднествах всегда присутствуют одни и те же? — небрежно спросил Коплан.
— О нет... одни бывают довольно часто, другие только раз. С девушками то же самое.
— И как долго ты жила у Халати?
— Шесть или семь месяцев.
Он прошел несколько шагов молча, потом спросил:
— У тебя никогда не возникало чувство, что среди гостей был тип, чуть повыше, чем парни, пришедшие сегодня вечером? Ты понимаешь, что я хочу сказать? Шеф, босс того же ранга, что Халати... или даже повыше.
Она подумала.
— Знаешь, в этих обстоятельствах мне было не до разглядывания людей. Для меня это банда мерзавцев и грязная работа. Почему ты меня об этом спрашиваешь?
— Простое любопытство, — ответил он. — Вдруг один из них произвел на тебя сильное впечатление?
— Ты с ума сошел, — обиженно ответила она. Она бы предпочла, чтобы он говорил о другом.
А он спрашивал себя, каким безотказным способом банда Халати перехватила одного за другим агентов Второго бюро.
Глава X
В «Ныо-Семирамис» заботы Коллана мгновенно исчезли, едва он открыл дверь номера. В течение нескольких минут он не произнес ни слова, и между ним и Клодин возникла натянутость. Оба были до предела напряжены, покорены повелительным голодом плоти.
Не говоря ни слова, не обращая друг на друга внимания, они разделись, легли в постель и выключили свет. Но едва комната погрузилась в темноту, непреодолимая сила потянула их друг к другу и они соединились в страстных объятиях.
Потом погрузились в счастливый сон. Они крепко проспали до десяти утра, а когда проснулись, обнялись, охваченные невыразимым блаженством.
Но мало-помалу к Коплану вернулось чувство реальности, и спокойствие его исчезло. Почти сразу же он столкнулся с неприятными проблемами. Чтобы не вступать в трясину бесплодных предположений, он встал, несмотря на протесты Клодин.
Его беспокоила предстоящая встреча с Халати. Что сириец хотел сказать своей безобидной фразой?
Ровно в девять часов вечера он вошел в дом на улице Халбуни. Халати принял его немедленно. Сидя перед крохотными чашечками кофе, они начали разговор о ничего не значащих вещах, потом сириец внезапно спросил:
— В Хартуме в разговоре с Махмудие вы упомянули о сделке по нефти, заключенной вами несколько лет назад.
Коплан вздрогнул.
— Это так, — ответил он.
— Я никогда не принимаю слова за чистую монету, — заявил Халати, опустив глаза. — Поскольку я располагаю большими возможностями, я захотел проверить. Вы вели переговоры с сенатором по имени Баджистан, не так ли?
— Да. Кстати, мы с ним пришли к соглашению.
— Мне известно. Но я хотел бы узнать, почему вскоре после этого иранская служба безопасности арестовала вас.
Загадочная улыбка заиграла на губах Коплана.
— Трюк англичан в качестве наказания, — сказал он. — Они хотели посадить меня за решетку, потому что моя маленькая операция нарушала блокаду, объявленную ими в ответ на национализацию нефтеперерабатывающих заводов. Они меня скомпрометировали, обвинив в убийстве.
Несколько секунд Халати раздумывал. Коплан был далеко не так спокоен, как выглядел. Его объяснение могло пройти при условии, что сириец не знал некоторых подробностей. В частности, истинной причины пребывания Коплана в Тегеране в то время.
— Хм... Это правдоподобно, — признал наконец Халати, поглаживая свою щеку. — Но если я правильно понимаю, вам лучше больше не появляться в Иране.
— Для меня не может быть и речи о возвращении туда, — заявил Коплан. — Отправляйте меня куда хотите, только не туда.
Халати поглаживал свою плохо выбритую щеку. Наконец он поднял глаза на собеседника и сказал:
— Жаль. У меня бы нашлась для вас работа в этой стране. Она была бы вам по плечу. Ладно, не будем больше об этом думать.
Коплан мимикой выразил сожаление.
— Может, этим мог бы заняться Якобсен? — предположил он.
Халати взмахом руки отверг предложение.
— Он слишком похож на русского, — задумчиво проговорил он.
С души Коплана свалился огромный груз. Раз сириец сказал это, значит, у него не было сомнений на этот счет.