Засечная черта

Михась тяжело, прерывисто вздохнул, потряс головой, стараясь избавиться от тягостных мыслей и воспоминаний, и продолжил нарочито бодрым и спокойным тоном:

— Так вот, понятно, что воевала наша дружина, то есть строевые взрослые бойцы, в Ливонии с рыцарями их ордена. Ну а учебный отряд, в котором был я с друзьями, когда боевые действия приблизились к вотчинам, поставили в заслон. Так, на всякий случай. Причем даже не в первую линию, в которой стоял резерв, то бишь запасной полк, взрослый, разумеется, а во вторую. Никто особо и не верил, что рыцари даже до первой линии дойдут, ибо все же далековато до места военных действий от нее было, а уж вторую-то линию из нас, мальцов, выставили в основном с учебной целью, хотя задачу, разумеется, поставили боевую.

А рыцари эти самые, должен тебе сказать, ребята весьма сноровистые и отчаянные. Орден рыцарский — это целый закрытый город, даже не один, отгороженный крепостными стенами от посторонних глаз и ушей. Там они всю жизнь сызмальства воевать учатся. Как и мы, впрочем. Хотя последнее время на Руси боярское ополчение большей частью только раз в год воюет, и то неумело да нехотя. Мы-де пространством от врагов отгорожены, на всех границах войска не поставишь, поскольку столько людей и денег нет. А когда враг нападет да пограничные земли пограбит, тогда уж войско соберется нерасторопно и выступит медленно, да не грудь в грудь с отходящим с добычей неприятелем бьется, а вдогон идет, мелкие шайки отставшие добивает. Ну а наша дружина не такая, уж мы-то никак не хуже этих самых рыцарей, день и ночь в военном деле упражняемся.

И вот поставили нас, мальцов, в заслон, в ста верстах от военных действий. За спиной у йас деревеньки да села русские. — Михась, естественно, не стал распространяться о том, что за ними, в глухом лесу, находился один лишь Лесной Стан, и никаких таких сел там больше не было. Просто, когда боевые действия действительно приблизились к Лесному Стану, взрослых бойцов, несших охрану на обычной линии заслонов и секретов, на всякий случай выдвинули вперед, а их место заняли молодые дружинники из учебных отрядов. — Мы, естественно, в заслоне втроем находились. Я, Желток и Разик. Поскольку задача наша была все-таки вспомогательная, вооружение у нас было самое легкое, самострелы да рогатины, пригодное не столько против неприятеля, сколько против зверья случайного, к примеру, медведя взбесившегося или обнаглевшего волка.

Ну вот, сидим мы на пригорочке, в кусты запрятавшись, и наблюдаем за звериной тропой, проложенной в лесу. День сидим, второй, скоро уж смена прийти должна. И вдруг — запах. Не звук даже, а запах, странный, незнакомый, но резкий и отчетливый. Нам уж потом объяснили, что рыцари эти благородные, оказывается, в банях-то не моются вовсе. Нет у них бань. Так, раз в месяц в речку или в кадушку с водой чуть ли не в одежде окунутся, и все! Воняет от них противно и сильно. Кони-то у них приучены тихо ступать, амуниция да оружие подогнано так, что и не брякнет, а запах не скроешь. В общем, мы их вначале учуяли, потом с трудом услышали и лишь затем увидели. Было их всего десять, с аркебузами, копьями, мечами да кинжалами. Латы и кольчуги облегченные, удобные. А на рукавах — шевроны, то есть нашивки по-ихнему. На шевроне человек с волчьей головой изображен, вервольф, волк-оборотень. Про этих самых вервольфов даже мы, мальцы, были давно наслышаны. Разведка их, лучшие бойцы. Они должны проникать противнику в тыл, уничтожать вражеских начальников, взрывать запасы пороха, захватывать языков. Как уж они там первую линию прошли, это начальство потом долго разбиралось. В общем, прошли как-то, и перли они по тропе прямо к... — Михась чуть запнулся, подбирая слово, чтобы не упоминать Лесной Стан, — к ближайшей деревне. Что делать? Мы не то чтобы испугались, но как-то опешили. Ведь и сами не верили, что неприятеля встретим, да еще такого, думали, что, дескать, очередное учебное задание выполняем. Сидим, глазами хлопаем и на врагов таращимся, которые, нас не замечая, спокойно идут мимо. И посоветоваться друг с другом нельзя, вервольфы малейший звук наверняка услышат. Разик, а он тогда старшим в дозоре был, даже палец к губам приложил. Мол, ни звука, братцы!