Засеянные звезды

Те, кто умирал естественной смертью до наступления официального дня, сбрасывались в скважину во время погребальной церемонии.

Когда Площадь Богослужения заполнилась людьми, зажглись фонари, освещая белые тоги собравшейся ассамблеи. У каждого в руках была небольшая чаша с жидкостью, напоминавшей вино.

Как только на небе появились первые отблески, низко ударил колокол. Над толпой воцарилась полная тишина. Внутри шара начали струиться и переливаться цвета. Группы фигур в капюшонах, одетые в богатые пурпурные и золотые тоги, приближались к шару с одной стороны площади.

Они двигались очень медленно, тихо напевая. Мелодия нарастала, в нее вливались голоса из толпы.

Этот хор «жрецов» и «молящихся» становился все громче и громче, захватывая всех окружающих ритмом и мощью.

Нет, это мне совсем не нравится, совсем, — сказал себе Симус. — Ее Милость была бы бесконечно удивлена тому, что они сделали с нашей литургией.

После каждого псалма они прикладывались к чашам с жидкостью.

Симус умудрился выпить все залпом. В темноте никто этого не заметил.

Цвета в шаре сменялись все быстрее. Пение, освещение и движение жрецов — все действовало гипнотически.

О’Нейл изо всех сил пытался сохранить равновесие. Странная жидкость, даже в небольших количествах она была чем-то более крепким, чем ликер или вино. Сладкая и тягучая, она обладала мощным и мгновенным действием.

Отвратительные образы возникли у него в мозгу; он уже не мог справляться с чувством страха, которое пробудилось в нем.

Его преследовали образы взрывающейся «Ионы», Диких Гусей, кроваво разрубленных на части, Капитана-Настоятельницы, задушенной сатанинской змеей; сцены насилия в церкви. Они сменяли друг друга, как в кошмаре. И самое страшное — образ Бога, как ничто.

На несколько страшных мгновений весь этот ужас стал единственной реальностью. Все, что он видел, было правдой. Он хотел вырваться, но его не отпускали. Они завладели его разумом, воображением, заполнили собой душу.

Это был конец всему, во что он верил, чего хотел, за что готов был отдать жизнь…

Несколько жутких секунд он испытывал только одно страстное желание — подняться на мостки и броситься в яму с огнем, чтобы покончить со всем этим. Он не мог жить без надежды, он не мог жить без любви…

Потом выкатился яркий диск солнца и залил площадь светом.

Все кончилось.

Громкие крики восторга неслись из толпы, подобные «Deo britias» в конце мессы.

Люди стали расходиться. Они были так же умиротворены и нормальны, как и когда шли сюда на площадь; мило переговаривались со своими приятелями.

Даже если кто-то из них и осознавал, что еще недавно был в наркологическом экстазе, то этого не показывал. Что бы это ни было, но его действие быстро проходит, решил О’Нейл.

Обливаясь холодным потом и дрожа, О’Нейл пытался разобраться в этом.

Если ты не восприимчив к веществу, тогда это экстаз страха. Может быть, и с ними происходит то же самое, и они так привыкли, что не замечают этого.

Все равно, что биться собственной головой о крепкую монастырскую стену. Когда прекращаешь, то сразу становится так хорошо, что не помнишь уже никакой боли.

— Разве не красивая и освежающая церемония, Благородный Друг? — поинтересовалась Сэмми, когда они пробирались сквозь толпу к собственной башне. — Это так красиво. Становишься единым целым с Зилонгом, со всей семьей, друзьями, со всеми людьми, со всей Вселенной. Постигаешь все и понимаешь свою незначительность в этом мире.

Казалось, она в прекрасном состоянии (совсем как Дейдра в воскресное утро).

— Что все это должно означать? — наивно поинтересовался он.

— Это невозможно выразить словами, Благородный Друг, — ответил Эрни. — Нужно стать зилонгцем, чтобы понять.

За этим последовало совершенно неожиданное хорошее известие, связанное с Днем Зилонга. Эрни отнесся к этому событию, как к «легкому развлечению» в полдень. Для О’Нейла это был просто пикник. После богослужения атмосфера в Городе улучшилась — всеми завладел дух отдыха и праздника.

Маленькие бродячие оркестрики наигрывали на площадях и в скверах.

Уличные кафе были переполнены. Улицы наводнены красиво и ярко одетыми людьми, мирно прогуливающимися вместе и беззаботно болтающими.

Что бы там не представляла собой «община», наркотик явно прорвал формализм и тенденциозность зилонгской жизни.

Его гости были более оживлены, чем обычно. Сэмми, порхая по «жизненному пространству» в приготовлениях к «легкому развлечению», мурлыкала какой-то мотивчик.

Когда они покинули башню, чтобы совершить «короткую» прогулку к стене Города, она затянула другой мотив и заставила О’Нейла и Эрни подпевать ей.