Засекреченные приключения Шарлотты Бронте

— Объясните мне, мисс Бронте, — сказал Гилберт Уайт, подливая чай Энн, которая на протяжении всего нашего разговора сидела в робком молчании, — как вы стали гувернанткой?

Его интерес казался не просто данью вежливости, но искренним — бальзамом для моей уязвленной гордости.

— Я родилась третьей из шести детей, — сказала я. — Моя мать умерла, когда мне было пять, и моему отцу пришлось растить нас одному.

Сочувствие смягчило резкие черты Гилберта Уайта.

— Я знаю, что такое — потерять кого-нибудь из родителей. Моя мать овдовела, когда мы с Изабелью были еще детьми.

Против воли я ощутила, что меня тянет к нему вопреки уроку, полученному от Джорджа Смита.

— Мой отец — приходской священник и очень ограничен в средствах, — сказала я, — и он решил дать своим детям образование, чтобы они могли сами о себе позаботиться. Он отдал моих двух старших сестер и меня в Школу для дочерей священнослужителей в Коуэн-Бридже. Он не знал, что обстановка там была очень нездоровая. Мои сестры заразились чахоткой и умерли.

При воспоминании о том, что случилось тогда, горе и гнев заставили меня умолкнуть. Я заметила, что Энн недоумевает, почему я так откровенно разговариваю с незнакомым человеком, однако внимание Гилберта Уайта подталкивало меня.

— Позднее мы с Энн учились в более хорошей школе в Роу-Хеде, где получили образование достаточное, чтобы стать гувернантками. И со временем нашли места в частных домах.

— И вы все еще гувернантки? — спросил Гилберт Уайт у Энн.

Она уставилась на скатерть и промолчала, а я заколебалась между двумя противоположными импульсами: обещанием хранить тайну наших личностей и непреодолимым желанием показать мистеру Уайту, что я отнюдь не так заурядна, как выгляжу.

— Нет, — сказала я. — Теперь я писательница.

— Неужели? — Удивление и возрастающий интерес живо отразились на лице Гилберта Уайта. — Что вы написали?

— Моя книга называется «Джейн Эйр», — сказала я, понижая голос, чтобы другие посетители кофейни меня не услышали. Энн под столом пнула меня ногой, но бесшабашная смелость пришпоривала меня. — Она была опубликована под псевдонимом Каррер Белл.

Когда мистер Уайт осведомился о сюжете, я сказала:

— Он строится на пережитом гувернанткой.

— Вами самой? — спросил он.

— Это скорее беллетристика, чем автобиография, — ответила я, хотя с тех пор успела понять, что между мной и Джейн есть много общего.

— Может быть, вы описали жизнь, какую хотели бы прожить, — предположил мистер Уайт.

Я почувствовала, что краснею.

— Ну, не совсем.

Хотя страдания Джейн Эйр меня вовсе не привлекали, страстный любовный роман с родственным по духу мужчиной — дело совсем иного рода; поистине фантазия способна осуществить мечты, в которых жизнь отказывает.

Еще один пинок Энн заставил меня опомниться.

— Должна попросить вас никому не говорить, что эту книгу написала я, — сказала я Гилберту Уайту. — Это секрет, известный только моим сестрам и моему издателю.

— Для меня будет большой честью оправдать ваше доверие, — сказал он словно бы со всем прямодушием. — Я мало что читаю, кроме религиозных трактатов, но непременно куплю и прочту вашу книгу. — В его глазах мелькнула внезапная мысль. — Если я пришлю вам мой экземпляр, вы его подпишете?

Гордость и благодарность согревали меня, когда я кивнула.

— Куда мне адресовать мою бандероль?

— Она найдет меня в доме священника, Хоуорт, Йоркшир.

— Благодарю вас от всего сердца. Мне никогда еще не доводилось знакомиться с писательницей, — дивился Гилберт Уайт. Затем он добавил с осторожностью: — Мисс Бронте…

Предвкушение овладело мной, и, хотя я остерегалась определить, что именно я ждала услышать от него, у меня перехватило дыхание.

— Изабель вам ничего не отдавала?

— Да нет, — ответила я, ошеломленная, разочарованная и смутно встревоженная. — Что она могла мне дать?

Гилберт Уайт огорченно пожал плечами.

— Не знаю. Даже не знаю толком, почему я спросил. Полагаю, я просто надеялся, что Изабель дала вам что-то, ну, что угодно, что могло бы пролить свет на причину ее смерти.

Это звучало убедительно, и все-таки во мне шевельнулась тревога. Мне вспомнилось, как Изабель судорожно сжимала свой саквояж, будто боялась, что его украдут. Что такое она прятала, чтобы ради этого кто-то пошел на убийство? Я подумала о разгроме нашей комнаты в «Кофейне Капитула». Кто-то верит, будто теперь я обладаю каким-то неизвестным сокровищем?

И Гилберт Уайт разыскивает тот же предмет? Если так, не замешан ли он в том, что произошло со мной… и с Изабелью?

Тогда я не догадывалась, что мои подозрения могут быть оправданны. Видя слезы отчаяния и горя в его глазах, я внутренне упрекнула себя за свое недоверие. Каких бы преступлений я ни была очевидицей, какие невзгоды не терпела бы, не следует подозревать всех, с кем я знакомлюсь, в дурных намерениях.

— Сожалею, что ваша сестра не доверила мне чего-либо полезного, — сказала я. — Разумеется, я бы с радостью вручила это вам, но, увы, я не получала от нее ничего. Сожалею, что не могла помочь больше.