Защищая Джейкоба

Но я не пытался ни поделиться своими чувствами с Лори, ни поинтересоваться ее собственными. Уклонялся от любых ее попыток вызвать меня на откровенный эмоциональный разговор и вскоре вообще перестал замечать свою жену. Ни разу ее не спросил – ни разу! – о том, как ей живется с клеймом матери Джейкоба-убийцы. Я считал, что намного важнее быть – ну или хотя бы казаться – оплотом силы и побуждать ее быть сильной тоже. Это был единственно разумный подход: сцепить зубы и держаться, пережить суд, сделать все, что будет необходимо, чтобы вытащить Джейкоба, а уж потом зализывать эмоциональные раны. После. Как будто существовало какое-то особое место под названием «После», и если бы мне удалось переправить мое семейство туда, к его берегам, то все было бы в порядке. Там, в этой стране После, будет время решить все эти второстепенные проблемы. Я ошибался. Должен был заметить, что происходит с Лори, должен был обращать на нее больше внимания. Когда-то она спасла меня. Когда я пришел к ней, я погибал, но Лори все равно любила меня. А когда погибала она, я и пальцем не пошевельнул, чтобы ей помочь. Лишь отмечал, что с каждым днем ее волосы выглядят все более безжизненными и в них все больше седины, а ее лицо расчерчивает паутинка морщин, точно трещинки на старой керамической вазе. Она так похудела, что на бедрах стали выпирать кости, а когда мы оставались вдвоем, то говорили все меньше и меньше. И все это никоим образом не поколебало моей решимости сначала спасти Джейкоба, а уж потом заниматься излечением Лори. Сейчас пытаюсь искать оправдания этой моей безжалостной бескомпромиссности: к тому времени я в полной мере овладел искусством загонять внутрь опасные эмоции; мой разум был перегрет всеми стрессами того бесконечного лета. Все это правда и в то же самое время чушь собачья. А истина в том, что я был дураком. Лори, я был дураком. Теперь я это понимаю.

Как-то утром, часов в десять, я подъехал к дому семейства Ю. Родители Дерека работали, даже на этой псевдовыходной неделе. Я знал, что застану Дерека дома одного. Они с Джейкобом по-прежнему регулярно обменивались сообщениями. Даже по телефону болтали, хотя только в дневное время, когда родители Дерека были на работе и не могли его слышать. Я был убежден, что Дерек хочет помочь своему другу, поговорить со мной, рассказать мне правду, и тем не менее боялся, что он не пустит меня на порог. Он был хороший мальчик, послушный и сделал бы так, как ему велели, как делал всегда, всю свою жизнь. Поэтому я готов был уламывать его, чтобы впустил меня в дом, а при необходимости готов был даже применить силу, лишь бы получить возможность поговорить с ним. Я был уверен, что способен на это. Я подошел к дому, в своих мешковатых шортах карго и футболке, которая липла к взмокшей спине. С тех пор как все началось, я набрал вес. Помню, шорты постоянно сползали с меня, придавленные весом живота, так что мне приходилось поминутно их поддергивать. Я всегда был спортивным и подтянутым. Своего нового, рыхлого тела я стыдился, но не испытывал никакого желания привести его в порядок. Все это опять-таки откладывалось на то самое после.

Подойдя к дому Ю, не стал стучать. Не хотел давать парнишке возможность спрятаться, увидеть меня и отказываться открывать дверь, сделать вид, что его нет дома. Вместо этого двинулся вдоль дома на задний двор, мимо маленького цветника, мимо гортензий, точно залпами фейерверков, ощетинившихся во все стороны белыми коническими гроздьями цветов. Мне вспомнилось, что Дэвид Ю ждал этого периода цветения весь год.

С тыльной стороны дома Ю тоже соорудили пристройку; в ней помещалась прихожая и небольшая столовая. С задней террасы сквозь кухонное окно открывался вид на кусочек небольшой гостиной, где на диване перед телевизором валялся Дерек. На террасе стояла садовая мебель: стол с торчащим из его середины зонтиком и шесть кресел. Если бы Дерек отказался впускать меня в дом, я мог бы разбить застекленную дверь террасы одним из этих массивных садовых кресел, как Уильям Харт в «Жаре тела». Но дверь оказалась не заперта. Я вошел прямо в дом, совершенно по-хозяйски, как будто просто на минутку выскакивал в гараж или чтобы вынести мусор.

Внутри царила кондиционированная прохлада.