Защищая ее

— Мы и не будем. Во сколько нам нужно там быть?

— В шесть тридцать. Ужин в семь.

Его брови приподнимаются.

— Семь? Слишком рано, обычно мои родители едят в восемь или восемь тридцать.

— Таков первоначальный план и был, но я не хотела, чтобы Гаррет допоздна не спал, поэтому спросила, можно ли перенести, и она согласилась.

— Это лишь доказывает, как сильно ты нравишься моей матери. Будь иначе, она бы никогда не согласилась поужинать так рано.

Я смотрю на Гаррета сверху вниз. Его глаза закрыты, а маленькая головка упирается в локоть Пирса.

— Он заснул в твоих объятиях, — шепчу я ему.

— Он всегда так делает. У меня, должно быть, удобные руки.

— Почему бы тебе не положить его в кроватку? — Я целую Пирса, просунув руку под его пиджак, касаясь пальчикам живота. — Тогда мы могли бы встретиться в спальне.

Он довольно улыбается.

— Я думал, тебе еще нельзя.

— Прошло уже семь недель, и сегодня я ходила к врачу. Мне дали разрешение.

Он улыбается еще шире.

Я рад, что вернулся домой пораньше. Иди наверх, а я уложу Гаррета в кроватку. Ему лучше поспать подольше.

Я тихо смеюсь, поднимаясь по лестнице. Умираю от желания заняться любовью со своим мужем. В последний раз мы были близки задолго до родов, так что прошло уже слишком много времени.

Когда Пирс заходит в спальню, я жду его у двери в черном кружевном лифчике и таких же трусиках. Он оглядывает меня сверху вниз, его взгляд полон желания.

— Ты убиваешь меня, Рэйчел. — Он снимает пиджак и срывает галстук. — Мы можем даже не успеть добраться до кровати.

Его рука касается моего лица, ласкает щеку, когда его рот обрушивается на мой, медленно и чувственно целуя. Именно так, как я люблю больше всего. Он давно меня так не целовал, потому что мы оба знаем, к чему приводят подобные поцелуи. К сексу. Но нам было нельзя, так что напрасно возбуждаться было больно и бессмысленно. Но теперь-то мы, наконец, можем заняться любовью, и я осознаю, насколько сильно скучала по этим поцелуям. Его язык скользит по-моему, когда рукой Пирс касается моей груди, заставляя все мое тело ожить. Мало того, болезненная потребность чувствовать его внутри себя становится невыносимой.

Мы раздеваем друг друга, пока целуемся, а потом он игриво спрашивает:

— Так на чем мы остановимся? — наклоняет голову, лаская губами мое плечо. — Кровать? — Я закрываю глаза, ощущая своим ухом его теплое дыхание. — Душ? — Обжигающий поцелуй в шею. — Стена?

Я так возбуждена, что даже не могу вспомнить варианты.

— Они все звучат хорошо, — еле слышно шепчу я. — Просто выбери хоть что-нибудь.

Пирс поднимает меня и кладет на кровать. Обычно он ласкал меня, дразнил, но сейчас не до этого. Прошло слишком много времени, и мы оба отчаянно нуждаемся друг в друге.

Он толкается внутрь меня, протяжно выдыхая, и наслаждаясь моими тихими стонами. Двигается медленно, беспокоясь, что может причинить мне боль. Это мило, и я люблю его за заботу, но он не причинит мне вреда. Я в порядке. Приподнимаю бедра вверх, молчаливо умоляя взять меня быстрее и глубже. И когда он так и делает, я чувствую, что внутри меня глубоко закручивается спиралью напряжение. Становится мощнее и ярче на пороге высвобождения. Пирс двигается все сильнее, быстрее, а потом ослепительная вспышка и распадаюсь на части в его объятьях, снова и снова. Практически сразу за мной следует и он, и тело моего ужа дрожит от оргазма.

Мы просто лежим, переводя дыхание.

— Слишком давно мы это не делали, — шепчу я, тяжело дыша.

— Поверь мне, — отвечает он, нависая надо мной. — Я считал дни с тех пор, как мы могли бы снова заняться любовью.

— Правда, считал? — Я недоверчиво улыбаюсь.

— Ты же знаешь, что да. — Пирс целует меня в губы. — Вечером мы все повторим.

— Я не могу. Доктор разрешил только раз в неделю в течение следующего месяца. — Я стараюсь быть серьезной и не рассмеяться.

— В самом деле? — чувствую, как он горестно вздыхает. — Если бы я знал это раньше, то так не торопился бы.

Я больше не могу сдержаться от смеха.

— Я пошутила! Никаких ограничений.

— Это не смешно, Рэйчел. — Он целует мою шею, щекоча меня и заставляя смеяться еще больше.

Включается радионяня. Пирс вздыхает и скатывается на кровать.

— Думаю, на данный момент мы закончили.

Я вскакиваю, хватая халат.

— Пойду, заберу Гаррета. — Я направляюсь к двери.

Когда уже выхожу, то слышу, как Пирс ворчит мне в след:

— Передай моему сыну, что ему нужно больше спать.

В воскресенье вечером, по пути к дому родителей Пирса, я спрашиваю у него:

— Мне нужно знать что-нибудь важное, прежде чем мы туда доберемся? Какие правила я должна соблюдать?

Я шучу, но он отвечает вполне серьезно.

— Убедись, что на твоей обуви нет грязи, которая могла бы остаться на белой плитке. Никогда сама ничего не делай, вели прислуге. Не ищи сама ванную или любую другую комнату, и всегда спрашивай, прежде чем даже встать. Не прикасайся к произведениям искусства, скульптурам или стеклянным столам. Не…

— Пирс, я же пошутила. Ты хочешь сказать, что у них действительно так много правил?

— Это я только начал. — Он сворачивает на улицу, оканчивающуюся большими железными воротами и высокими зелеными кустами.