Защищая горизонт. Том 1

Такой размеренный темп жизни мог продолжаться бесконечно долго, в какой-то момент я даже привык к спокойствию, предсказуемости, и мне это нравилось. Но, как известно, затишье чаще всего предвестник страшной бури. В один из таких спокойных вечеров вся моя жизнь, какой я её знал, мигом сорвалась в пропасть, и это стало закономерным результатом всех ненастий минувших дней. Сначала этот день не предвещал беды, очередной бесполезный и заурядный патруль, из которого я всё время мечтал ускользнуть к Шолохову в гости. Маршрут к нему стал уже роднее собственного дома, ведь там я прятался от одиночества. Вечером я, как обычно, заехал к нему, прихватив с собой очередной пакет с продуктами, и мы устроили посиделки на двоих. Шолохов о чём-то бойко рассказывал, предавался воспоминаниям, а я молчаливо смотрел на пламя свечи и думал о своём. О той самой мысли, что поедала меня изнутри день за днём, которая когтями цеплялась за мой язык и рвалась наружу каждый раз, когда я заходил в эту квартиру. И я не сдержался…

– Дмитрий Иванович, простите за вопрос, но почему вы всё-таки решили покончить с собой? – довольно грубо прервал я собеседника, которого даже не слушал.

Шолохов резко замолк, распрямился на стуле и вмиг погрустнел. Я был уверен, что сейчас в нём боролись две противоположности: с одной стороны, его скрытность, осторожность, вкупе с подавленной обидой, а с другой – тот пласт доверия, что я уже успел завоевать. Собеседник бессловесно открыл рот, не зная, что ответить.

– Простите, я, наверное, не должен был… – печально изрёк я, опустив глаза.

– Нет-нет, ничего, вполне резонный вопрос, – с тяжестью прохрипел Шолохов. – Я отвечу, но ты должен понимать, что я не смогу рассказать тебе всё. Некоторые вещи мне сложно объяснить даже себе.

Старик склонился над столом, повертел в руках кружку с остатками чая и долго вглядывался в причудливые игры света на её дне от дрожащего огонька свечи. Он сосредоточено подбирал слова. Я же боялся даже дышать, чтобы не спугнуть давно ожидаемых слов.

– Я видел призрака, – неожиданно произнёс Шолохов и посмотрел на меня.

– Призрака? – в недоумении переспросил я, а на самого в этот момент накатили страшные воспоминания, от чего я заёрзал на табуретке. – Вы имеете в виду Отступника?

– Нет, настоящего призрака одного очень дорогого для меня в прошлом человека… друга. Он пришёл ко мне около месяца назад, может, больше. Я отчётливо видел его, слышал и ощущал, как тебя сейчас, Стил. Понимаешь?

Я утвердительно кивнул в ответ и осторожно спросил:

– И что же он хотел?

– Поговорить, напомнить мне о прошлом, о том, что сделал с ним, о моём предательстве. – Шолохов немного повысил голос и закрыл глаза.

Казалось, что он всеми силами сдерживает слёзы.

– Может, это был просто дурной сон, видения или галлюцинации? Бывает сложно разобрать в памяти, где был сон, а где явь.

– Нет, Стил, это был он, я уверен, мой давно погибший друг. Я знал его в юности, но с тех пор, как его не стало, я каждую ночь закрываю глаза и вижу его лицо, его полный разочарованием взгляд. Он так и не смог простить мне предательство. И вот недавно я просыпаюсь среди ночи и вижу его перед собой, так отчётливо и ясно. Он именно такой, каким я запомнил его в последний раз, молодой и полный сил, с твёрдой уверенностью в своей правоте. Он стоял там, в комнате у окна, и смотрел прямо на меня. Сначала я видел лишь его силуэт на фоне ночного неба, слышал шелест его одежды и ровное дыхание, но я знал, что он осуждающе смотрит на меня.

– Так вы всё-таки не видели его лица? Может, это был не он?

– Не считай меня за старого маразматика, Стил, я знаю, что видел. Тем более он заговорил со мной… ох, я помню его голос, этот холодный осуждающий тон, чёрствые нотки, режущие острее бритвы. Он подошёл ближе, и я хорошо разглядел его лицо, Стил, очень хорошо. Он нисколечко не изменился. Он сказал, что я один во всём виноват, а потом просто ушёл, растворился в темноте комнаты и даже не обернулся. Всю жизнь меня терзало чувство вины, но его слова ещё глубже прожгли пустоту в моей душе, и с каждым днём эта боль разрасталась внутри меня, становилась сильнее. Однажды я понял, что не могу так больше жить. Я предал его, я предал всех нас! Но я думал, что поступаю правильно, а оказалось, на всём, что случилось с Системой и со всеми нами, лежит тяжёлый отпечаток моей вины.

– Дмитрий Иванович, о чём вы говорите, что случилось с Системой?

– А ты не видишь, Стил, не ощущаешь этот смрад, идущий из окон снаружи? Не видишь этот дождь? Это наша кара, возмездие за тот выбор, что мы сделали когда-то, за предательство идеалов наших предков – Творцов.

– Я согласен, что Система как-то изменилась, но кара… По-моему, вы несколько утрируете, – успокаивая собеседника, ответил я.