Представьте себе учёного, кто с упоением смотрит на свои труды, радуется новому открытию, каждому кусочку мозаики, который ему удалось поднять из грязи и отмыть в свете истины. Для него это словно пробуждение ото сна, от странного и тяжёлого дурмана, пленившего его от самого рождения. Он испытывает радость, гордость, невероятное чувство облегчения, будто и не было прошлой жизни, долгих лет заблуждений и скитаний во мраке собственных снов. Он, наконец, проснулся и осознал реальность мира, настоящую свободу от бремени придуманных кошмаров. Но чем больше человек совершает открытий на своём веку, чем глубже осознаёт реальность, тем больше она начинает напоминать ему дурной сон, намного страшней того, от которого он так отчаянно бежал по утрам. Каждый взор внутрь себя и внутрь вещей, событий, явлений, всё это – смелый взгляд, устремлённый сквозь толстую завесу снов. Мы приоткрываем её на мгновение, чтобы дрожащими от нетерпения пальцами достать очередной кусочек мозаики. Но чем больше мы это делаем, с радостью вытаскивая опоры из-под основы наших снов, тем больше рискуем обрушить всю конструкцию, уронить завесу на голову и похоронить себя под тяжестью нахлынувшей реальности. Пытаясь сбежать от ночных кошмаров, мы обрекли себя на новый, более чудовищный и реальный. И всё потому, что мы больше не плывём по воле стихии снов, теперь мы осознаём его в полной мере, во всей глубине и извращённости. Из него больше нет выхода, нет иного мира, куда можно сбежать или повернуть время вспять, чтобы снова всё забыть и утонуть в пучине лживого забвения. Это наш персональный ад на земле, наш добровольный кошмар на всю оставшуюся жизнь.
Я был таким же, как все, любил Систему и хотел для неё лучшего будущего. Я старательно приближал его, боролся за каждого человека и искал счастья для всех в новых горизонтах, что вечно ускользали от нас. Но потом ступил на другую дорогу, пошёл по пути вопросов и ответов. Я искал иные цели, оправдания и понимание, но нашёл для себя лишь нескончаемый кошмар, в пучине которого мне предстоит провести остаток жизни. Пока я плыл по этой стезе, пока отрывал куски от карточного домика своих взглядов, я много раз мечтал повернуть назад, вернуться в тот мир сладких грёз, где был счастлив. Пусть я не ведал ответов, жил в плену своих иллюзий, но знал куда иду и зачем, видел пустые, бесполезные, но всё ещё великие цели. Теперь, это уже неважно. Я обрёк себя на бесконечный кошмар реальности, от которого не существует спасительного будильника, я выпустил свою Тьму наружу, но больше ни о чём не жалею. Лучше я погибну, сражаясь за новый мир, чем просто пронесу это фальшивое знамя до конца своей жизни, где меня бесцельно развеет ветер истории вместе с прахом от сгоревшей мечты.
Мне всегда было интересно, что чувствует человек, добровольно согласившийся сделать последний шаг в своей жизни, ступить на тот шаткий мостик, который так или иначе приведёт его к закономерному концу? О чём он думает после того, как ступил на холодные и безразличные рельсы, когда навстречу несётся грохочущий поезд и судорожно сигналит в предрассветной мгле? О ком он вспомнит перед тем, как два ярких глаза сольются с ним, унося его жизнь прочь от покорёженной судьбы? В тот момент всё предрешено, все игры сыграны, обиды забыты и последний выбор сделан. Теперь я знаю, что чувствует этот человек, – смирение. Глядя в настигающие меня глаза опасности, я абсолютно спокоен и умиротворён. Я скорее плыву на этих последних порогах жизни перед ярким всплеском водопада и своим бесславным падением в неизвестность. Мои мысли пусты и безмятежны, а в глазах застыло молчаливое согласие. Я знал, что всё будет именно так, и ждал этой минуты с самого начала своего отчаянного пути в никуда, но теперь я спокоен. Осталось только закрыть глаза, поглубже вдохнуть и отдаться этой волне, дожидаясь умиротворяющего удара.
Хранитель не заставил себя долго ждать. Спустя минуту после того, как его грозный силуэт промелькнул у моего подъезда ярким отсветом белоснежной шевелюры, Вергилий тихо щёлкнул замком на двери моей квартиры, и она медленно отворилась. Всё это время я продолжал неподвижно стоять у окна и смотреть вниз, на залитый дождём тротуар, куда стекалось всё больше машин Стражей. Вот уже и фургон Техников вырулил к моему дому и пристроился в общую очередь за моей душой. Вергилий позади меня осторожно вошёл в квартиру, бросил быстрый взгляд по сторонам, а затем медленно опустил руку на эфес своего меча. Я даже спиной ощутил этот предсмертный холод и остриё клинка, которым Хранитель уже пронзил моё сердце где-то в своих беспорядочных мыслях.