Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной

Вечером 16 июля, поднявшись на патрулирование в район села Куйбышево, Лиля Литвяк участвовала вместе с Яками из других частей (всего советских истребителей было восемь) в бою с примерно тридцатью немецкими бомбардировщиками, которые, как насчитали советские летчики, сопровождало восемь «мессершмиттов». Вылет этот был уже вечером, последний. Литвяк подбила бомбардировщик, Ю–88, который «после атаки со снижением и резким переворотом, сбивая с плоскостей пламя, ушел в западном направлении». Пилот, как отмечало донесение, «падения не видела, так как была атакована “мессерами”». Литвяк повезло: она сажала самолет «на пересеченной местности» около села Дарьевка, совсем недалеко от своего аэродрома, и посадила благополучно. Лилин самолет подбили: как отмечалось в другом документе, «самолет имеет пробоины фюзеляжа, левый бензобак, водосистема, воздушная система», из-за чего имеющую «большие повреждения» машину отправили в «заводской ремонт». Это был не тот самолет, на котором она обычно летала; на свой, номер 16131, который обслуживал Коля Меньков и в кабине которого она во время дежурства выцарапала «мама» и свои инициалы — «ЛЛ», она села уже на следующий день: от отдыха, несмотря на ранение, отказалась, сказав: «Я хочу летать на боевое задание, сейчас некогда отдыхать».[527]

Бои, и на земле, и в воздухе, шли с колоссальной интенсивностью. «Наиболее напряженным периодом боевой работы являлся период с 17.7 до 6.8.1943 года», — отмечал в донесении Крайнов, прибавляя, что основной задачей полка в этот период было «прикрытие штурмовиков и бомбардировщиков путем сопровождения над полем боя».

Советское наступление началось рано утром 17 июля, после артиллерийской подготовки. Однако первая атака сразу же захлебнулась: слишком силен был артиллерийский огонь противника и атаки с воздуха. Телефонист из роты связи Александр Брехов вспоминал: «Мы прорвали их фронт и сумели продвинуться вперед на несколько километров, но понесли большие потери. Немцы напустили на нас столько авиации, что буквально разнесли наш передний край. Их пикирующие бомбардировщики атаковали непрерывно, одну группу в воздухе сразу сменяла другая, а в таких группах было по 18, по 36 самолетов».

За день советским частям удалось продвинуться всего на глубину от двух до шести километров, выйдя на рубеж Степановка — Мариновка, лишь немного расширив плацдарм на берегу Миуса. Противник подтягивал резервы.

У села Мариновка, по воспоминаниям очевидца, «жестокий бой велся днем и ночью, каждый метр земли освобождался с боем». Перед деревней лежали трупы людей и лошадей, немцев и русских. Раненых ночью 17-го отвели к переправе и отвезли в тыл. В следующие дни Мариновку нещадно бомбили «Юнкерсы», каруселью заходя на бомбометание. Вскоре к селу прорвались немцы, советские войска отошли к кургану Саур-Могила, в очередной раз попав там под страшную бомбежку. Немцы продолжали контрнаступление, и поселок Саур-Могила «как-то опустел». Советское наступление захлебывалось.

Во второй половине дня 18 июля на правом берегу Миуса остался советский плацдарм примерно десять на десять километров. Подтянутая в помощь 5-й ударной армии, 18-го включилась в активные боевые действия 2-я гвардейская армия, которая должна была попытаться развить наступление и выйти на рубеж реки Крынки. Именно там и тогда при сопровождении штурмовиков погибла Катя Буданова.

Восемь штурмовиков, вылетевших в район села Покровское недалеко от Артемовска, они сопровождали всего лишь парой — лейтенант Катя Буданова и младший лейтенант Алехин. О том, что с ними случилось, стало известно со слов пилотов штурмовиков, которых эти два Яка защитили хорошо, отбив все атаки. На них напало шесть Ме–109, один из Як–1 ушел «домой», сопровождая подбитый Ил. Это был самолет Алехина, который, однако, на свой аэродром не вернулся. Второй Як–1, согласно донесению, «после ухода “мессеров”» на высоте около двух тысяч метров «вошел в отвесное пике — врезался в землю и сгорел…».[528]

Писарь из полевого госпиталя 2-й ударной армии Е. Швырова первой оказалась на месте падения самолета. Подробности она рассказала в письме, написанном в московскую школу № 63, в которой создали музей Кати Будановой. Она писала: «Воинская служба моя проходила в полевом подвижном госпитале, который находился в составе 2-й гвардейской армии. Июль — август 1943, когда шел штурм на Миус-реке, мы дислоцировались в селе Новокрасновка Антрацитовского района Ворошиловградской области».[529]

Швырова вспоминала, что бои шли такие жаркие, что из-за грохота снарядов и шума авиации в штабе можно было разговаривать, только крича друг другу на ухо.

«И вот так случилось, — продолжала автор письма, — что я оказалась на улице и мое внимание привлек снижавшийся самолет. Я поняла, что летчик ранен или убит; самолет упал и мгновенно вспыхнул…

Село расположено в низине, а самолет упал на пригорке, пока я его одолела, этот пригорок, самолет уже догорал, а летчица (это была Катя Буданова) лежала рядом с самолетом окровавленная, парашют окровавленный».