– Вот что требуется, – сказал сходу Протопопов, не желая тратить время на вступительную чепуху, – нужно кое-что выяснить относительно моей гражданской жены. Мы вместе около пяти лет, но я о ней в полном неведении. Она моложе меня на двадцать лет, и мне о ней мало известно, а известное кажется спорным…
– А есть основания? – спросил Прокопенко.
Но Протопопов отвечать не стал, как бы подчеркивая этим, что пока вопросы неуместны.
– Ты не мог бы взяться за это? С твоими связями (я навёл о тебе справки) тебе это не составит труда.
– А что бы хотелось узнать?
– Всё. Всё, что возможно.
И не откладывая дело в долгий ящик, они договорились об оплате и начале работ.
– Да поживее, – добавил Протопопов, завершая разговор.
На это Прокопенко кивнул. Он понимал, что клиенту следует показать оперативность и в пару дней собрать елико возможно. Словом, действовать молниеносно, подчеркнув, что и мы умеем кое-что, и растопить естественный на первых порах лёд недоверия.
Усевшись в скверике у проходной, и отнюдь не озабоченный ожиданием, Протопопов от нечего делать стал проглядывать начатое досье, и проходной из внимания не упускал. Досье было роскошно оформлено, хотя и составляло пока несколько листов (оформление на первых порах придает заказу видимость серьезности), и содержало только проверенные факты.
Объект – искомая Генриетта Николаевна – имеет совсем иное имя в действительности, не разведена, в Украине у неё сын и дочь, и она оформляет бумаги на наследство (пока лишь факт, и требуется довыяснение). У неё близкие отношения с Теплицким (служебный роман?), который тоже не разведен. Теплицкий полон амбиций, и по разговорам в узком кругу заявлял, что очень скоро возглавит кафедру. Буквально на днях в Институт Прикладной Математики М. В. Келдыша пришло письмо о предстоящей защите со ссылкой на труды Ракетно-космической корпорации «Энергия», тем самым подтверждая плагиат заказчика… и это всё пока. Немного, но для начала достаточно.
Нужно было обсудить уже собранное с глазу на глаз и дальше двигаться в согласованном направлении.
В проходной института в этот день дежурил Володя – своего рода местный дурачок из охраны, из тех, что любое дело доводят до абсурда показной важностью. Он был местной достопримечательностью. Над ним шутили и одновременно побаивались.
Володя фокусничал, обыскивал студентов, и они со смехом соглашались показать, что у них в портфелях, сумках, чемоданчиках, шутили и одновременно боялись его. В обычные дни Прокопенко прошёл бы на территорию, пользуясь старым удостоверением, но в этот раз не хотелось рисковать, связываясь с дураком-Володей, да и визит не безупречно выглядел бы на первых порах, хотя ему было смешно видеть, как напрягался этот доморощенный страж порядка, выглядевший в его глазах паяцем.
Он мог бы походя напугать Володю, но поначалу не стоило высовываться. А в случае скандала в проходной досье могло угодить в чужие руки, что нарушило бы условия контракта.
Время шло, и посещение затягивалось. Он сам был в этом виноват. Следовало предварительно созвониться и согласовать встречу. Но он понадеялся на удачу. «Ладно, ещё не вечер, – решил он про себя. – Теперь, пожалуй, лучше уйти, а завтра, созвонившись, с утра устроить кафедре моноспектакль «Ко-ко-ко».
Когда Дарья Семёновна, наконец, появилась у проходной, собственноручно неся пропуск Прокопенко, агент ушёл, и она вздохнула с осуждением: мол, больно нервные стали, не могут подождать.
Глава 8
Сравнение с головоногими подходило Протопопову. О бородавчатых тевтисах писал ещё Аристотель. Известен колоссальный пульп де Монфора. Но необыкновенен сам по себе даже мелкий осьминог. Из-за того, что пищевод спрута проходит через мозг, он не глотает крупную добычу, несмотря на размеры и аппетит, а лишь мелочь не больше муравья. Вопрос лишь в том, кто для шефа крупнее муравья?
И есть эффект самопожирания – для животных это необыкновенное свойство. По-человечески это принцип: «А пропади всё». Такая возможность существует в последнем слове. Но это если полностью сойти с ума. Осьминог способен прикинуться мёртвым.
Недавно на кафедре выбирали шефу зама. Поступило указание ректората. Кому руководить в его отсутствие? Поначалу решили, что Левковичу Моисею Яковлевичу. А кому ещё? Бесспорно, он опытный и заслуженный. Все горячились, а шеф молчал. Требуется его одобрение, а он молчит. И поползли слухи, что, мол, в Совете не заладилось, и получен анонимный сигнал и о Левковиче: беспартийный, мол, еврей, возможны сионистские воззрения. Так и повисло с заместительством.
Каждый раз, когда наступало время говорить учёному секретарю, в зале возникал шум. Голос его был тих и бесцветен.
– …Слово предоставляется… профессору Левковичу, – прошелестел секретарь, и к трибуне пронесся Левкович, что-то бормоча себе под нос. Не снижая скорости, словно проход был отрепетирован заранее, он обогнул стол, по ступенькам поднялся к трибуне и, возложив руки на подставку для бумаг, уставился в зал. Председатель взглянул на секретаря, тот кивнул и звякнул звонком: можете начинать.