Защита

Мириам обычно не переходит на личности. Как и большинство хороших юристов, предпочитает отстраненный подход к делу. Когда мы с ней впервые схлестнулись в суде, я ее здорово недооценил. Она меня тогда буквально по полу размазала. Мой клиент попался на продаже метадона прямо у школы. Ну какие тут сделки с правосудием? Пришлось по-серьезке бороться, но этот поганец все равно получил по-полной. С присяжными Мириам работала безупречно – оставалась неизменно собранной, сдержанной и беспристрастной, эмоций не подпускала, отчего у присяжных создавалось впечатление, что она просто приводит сухие факты, а не пытается выжать у них слезу. Где-то через месяц после того суда кто-то сказал мне, что у Мириам сын ходит в ту же школу и что мой клиент тоже пытался втюхать ему наркоту. Мне она про это и словом не обмолвилась, тихо-спокойно доплыла на всех парусах до победного финиша, не поднимая шума и пыли. И хотя вердикт был совершенно справедливый – прийти к нему присяжным особого труда все равно не составило бы, – тот способ, которым она добилась победы, немало меня впечатлил.

Записка же, которую она мне подсунула, явно ставила целью выбить защиту из колеи. Это означало, что у Мириам у самой пошаливают нервишки. Убийство далеко не рядовое. Сегодня решается вопрос всей ее дальнейшей карьеры. Если она каким-то чудом вдруг упустит столь редкостный шанс – хотя дело-то, в общем, не из сложных, – то прости-прощай все планы на будущее. Зачастую обвинители испытывают еще большее давление в таких делах, поскольку от них ждут лишь победы, и если она отстоит свой вердикт, пока федералы держат под ручки ее главного свидетеля, вести о ее победе быстро разнесутся в нужных кругах. Я передал записку Волчеку. Во-первых, для того, чтобы он не заподозрил, будто записками я пытаюсь сообщить обвинению о бомбе, а во-вторых, мне надо было его чем-то испугать. Люди, когда напуганы, легче идут на компромиссы. Если б существовали такие вещи, как воровская библия, то на самой первой странице там было бы черным по белому написано ровно то же самое, что и в руководстве для судебных адвокатов: «Дай людям то, что они хотят».

– Думаю, что она начнет прямо с вопроса о залоге, – сказал я.

Артурас перегнулся через барьер, чтобы лучше нас слышать. Я увидел, как Волчек заметно побледнел и повернулся к Артурасу.

– Такого в твоих планах не было, – сказал он.

– На данный момент у нее ничего не выйдет. Адвокаты предупреждали, что она наверняка попытается, но четко заверили, что она обломается, – отозвался тот.

– А тебе не кажется, что подобный оптимизм мог был вызван просто желанием срубить хороший аванс? – встрял я. Посмотрел, как напрягается лицо Артураса, как он щурит глаза.

– Она, должно быть, считает, что первый свидетель у нее просто убойный. Грамотный прокурор всегда начинает слушание с сильного свидетеля. А Мириам Салливан – действительно грамотный прокурор. Решила, наверное, что показаний первого же свидетеля хватит, чтобы надеть на вас наручники.

Волчек оскалил зубы, рявкнул:

– Артурас, ты же мне втирал, будто все продумал! У тебя было целых два года, чтобы все подготовить! А теперь то Джек не желает вылезать из лимузина с бомбой, не говоря уже о проходе через охрану, то еще вот это…

Он даже потянулся к физиономии Артураса, словно собираясь заграбастать ее скрюченными пальцами, но вовремя опомнился.

– Если ты меня опять подставишь…

Покачал головой.

Артурас машинально погладил шрам на щеке. Заметил, что я за ним наблюдаю, отдернул руку от лица. Вблизи было заметно, что шрам даже еще окончательно не зажил – из красной ранки наверху, под самым глазом, сочилась полупрозрачная сукровица. Ребятки вроде Артураса по больницам да травмпунктам не ходят, и тот, кто накладывал ему швы, был явно в этом деле не мастак. Дворовые доктора и сами себе-то не могут шприц всадить без того, чтобы заразу не занести, – какие там швы, какая гигиена? Рубец явно келоидный[6], с нагноением, и, скорее всего, таким и останется – поврежденная ткань порой так до конца и не заживает.

Прикинул, откуда вообще этот шрам взялся. Не исключено, что после наказания от Волчека за какой-то прошлый косяк. Артурас излил свою ярость на меня.

– Не вздумайте позволить ей отозвать залог! Хоть наизнанку вывернитесь! На кону жизнь вашей дочери! Один телефонный звонок – и ей перережут ее хрупкое горлышко!

От злости у меня даже предательская дрожь в голосе пропала.

– Спокойно, – сказал я. – Я этого не допущу. Чтобы в первый же день отозвать залог, ей потребуется что-то совсем уж невероятное. Но что бы у нее там ни было, я с этим разберусь.

Услышал, как открывается дверь за судейской трибуной. Вот-вот начнется слушание дела, о котором я не имею ни малейшего представления. Что бы там Мириам ни прятала в рукаве, узнаю я об этом только из ее вступительного обращения к присяжным. Поправил галстук, разгладил пиджак, постоянно ощущая давление приделанной к спине бомбы.