Защита Гурова

– Хозяин сказал, плохо будет, а его слово – закон. Я пришел по личному делу, Яков Семенович. С вашего разрешения я пойду закончу ужин, если у вас ко мне будут вопросы, всегда рад соответствовать.

Вера сидела за столом одна, никто не рискнул к ней подойти. Она абсолютно протрезвела, очень хотела выпить, но боялась, не зная, чем закончится разговор с ее мимолетным ухажером.

На шедшего через зал Тулина присутствующие старались не смотреть, пили мало, ели вяло, ужин походил на поминки.

– Так на чем мы остановились? – спросил Тулин, наполняя рюмки.

– Я испугалась, – прошептала Вера.

– Понятно. Я на вас зла не держу.

Они закончили ужин молча, Тулин незаметно забрал свой пистолет, пожелал Вере всего наилучшего, подошел к Ляльку, спросил:

– Я вам не нужен, Яков Семенович?

Тот смотрел осоловело, икнул и ответил:

– Ты остаешься в Москве? – Поманил пальцем бригадира: – Проводи, Прохорыч, гостя.

Они вышли на крыльцо, около которого прохаживались сержант и боец ОМОНа.

– Ты мне сразу глянулся, парень, только не думай, что тебе многое можно, – сказал бригадир.

– Мне свое дело решить, чужого не надо, – ответил Тулин. – Мое дело – сторона, но ты бригадир толковый, люди пить не должны.

Бригадир был практически трезв, видно, чужак ударил по больному.

– Ты иди, решай свои вопросы, хозяину на глаза лишний раз не попадайся. У него в понедельник одно настроение, во вторник обратно другое.

– Спасибо и до свиданьица, – Тулин кивнул и пошел к машине.

Шалва Гочишвили являлся негласным хозяином кафе, в котором кавказцы порой собирались переговорить о делах, решить некоторые вопросы. Князь, человек занятой, давно устал от криминала, на жизнь припас достаточно, больше не хотел. Его дом в Сухуми сгорел, большая семья распалась, при встречах ему оказывали знаки традиционного внимания, но это его уже не трогало. Шалва не признавался даже себе, что его начали раздражать цветистые грузинские тосты, длинные, порой фальшивые заверения в любви.

Русские – грубый народ, не станут помогать человеку только потому, что он твой брат. Они проще и прямее в своей любви и ненависти, часто Князя русские раздражают, но за последние годы он стал лучше понимать русских, чем родных кавказцев. Князь еще не верил, что Гуров сумеет спасти внука Яндиева, но знал: этот русский пойдет до конца.

Сегодня кафе, как обычно, закрыли, за столом собрались одни кавказцы, русского не пригласили. Выпили за здоровье отцов, перешли к делу.

– Ты хотел сказать, Мухади, – обратился Шалва к чеченцу, который ненавидел русских и был недоволен, что в Чечне замиряются, а московская группировка его сородичей теряет былое величие.

– Спасибо, Шалва Давидович, – чеченец поклонился. – Мы зря доверились гяуру, теряем деньги и авторитет. Все читали, Тимура все равно расстреляют.

– Мы не можем договориться между собой, просим помощи у русского, – сказал Сека. – Я верю русскому, но он только человек, значит, смертен. Тимур не первый чеченец, который безвинно погибнет во имя Аллаха.

– Человек работает или за деньги, или во имя веры, – вмешался азербайджанец Мелик Юсуф-оглы. – Русский денег не берет, а он другой веры.

– Вера у всех людей одна на земле, – раздался голос Гурова, который уже вошел в кафе и направлялся к столу. – Всем здравствуйте. Люди поклоняются разным богам, но верят лишь в то, что их родила мать и они смертны.

Он сел рядом с Шалвой, оглядел собравшихся.

– Вы меня не позвали, я пришел, хочу сказать вам несколько слов. Я свои обещания выполняю, похвастаться пока нечем. А вот на рынках, где мне обещали навести порядок, творится беспредел.

Присутствующие заговорили каждый на своем языке.

– Тебя не звали, ты можешь уйти! – крикнул Исраилов.

Шалва хотел встать, но Гуров силой удержал грузина.

– Ты забыл, Мухади, ты на моей земле и гость. Я знаю, тебя и твоих парней интересуют только деньги. Бог вам судья! Вам наплевать на Тимура, чеченцев много, и каждый из них готов отдать свою жизнь за Аллаха. Почему они на родной земле умирают, а ты на чужой земле торгуешь, делаешь деньги?

– Кто дал тебе право говорить так?

– Ты мужчина, Исраилов, должен знать, право никто не дает! Ни бог, ни Аллах! Ты присвоил себе право говорить от имени Аллаха и разрешил соплеменникам умирать за твое золото!

Чеченец выхватил пистолет. Гуров рассмеялся и сказал:

– Взгляни на дверь, отважный…

Исраилов повернулся. Гуров ловко выбил у него пистолет, бросил на стол.

– Никто не пришел с оружием, кроме тебя. Ты трус. Я не знаю ваших законов, но в русском доме трус не сидит за одним столом с мужчинами.

Невысокие крепкие азербайджанцы Мелик и Ренат-Сека взяли Исраилова под руки, вывели из зала. Когда они вернулись, Гуров продолжал: