Защита никогда не успокаивается

Я был тогда в Нью-Йорке, но прилетел поговорить с Сэмом, пока он не успел подать новое прошение по установленной форме. Стив Шеппард рассказал мне, что представители штата связались с Сэмом через капеллана и предложили, что если он откажется от моих услуг адвоката, изменить приговор на непредумышленное убийство и выпустить его. Было ясно, что кто-то надеялся таким образом приостановить действие Хабеас Корпус. Я же считал, что Сэм заслуживает не только свободы, но и полной реабилитации. Я позвонил Ариане; она сказала, что посоветует Сэму согласиться с предложением властей — она хотела его немедленного освобождения. Я попытался убедить ее, что он и так выйдет через несколько месяцев. Разговор шел на повышенных тонах, я заявил, что еду к Сэму в Колумбус и сделаю все, что в моих силах, чтобы он не последовал ее совету, потому что она сама не понимает, что говорит.

Когда мы встретились с Сэмом, он признался, что после всего перенесенного оказаться так близко к свободе — соблазн, перед которым трудно устоять. И задал вопрос, какой на его месте задали бы многие:

— Если я сделаю, как вы советуете, — спросил он, — вы можете гарантировать, что я выйду на свободу?

— С точки зрения профессиональной этики я ничего не могу гарантировать, — ответил я. — Но в частном порядке могу заверить, что через несколько месяцев вы будете на свободе, а говоря так, я многим рискую. Наш судья — из адвокатов и, похоже, порядочный человек. Ни один честный человек не может отказать в таком деле.

Сэм помолчал. Я знал, что он думает об Ариане, о Чипе, которого теперь звали Сэм-младший, и о большом мире, куда я попаду, выйдя отсюда.

— Знаете что, — добавил я, — если судья откажет, я готов, при возможности, отсидеть за вас срок. Настолько я уверен в успехе.

— Ладно, — ответил Сэм, — потерплю еще.

17 марта нам наконец повезло. Я был в пресс-клубе на Манхэттене на обсуждении книги адвоката Уильяма Кюнстера «Священник и хористка», рассказывающей об убийстве в Холл-Милзе. Среди собравшихся была Дороти Килгаллен, писавшая о процессе Сэма в «Нью-Йорк джорнел Америкен». Во время обсуждения Кюнстер упомянул, что херстовским газетам, по решению суда, пришлось выплатить компенсацию за их тенденциозное освещение процесса.

— В таком случае, — заявила Дороти, — Шеппарду причитается не меньше пятидесяти миллионов долларов — это был худший из судов, которые я видела.

Она сказала, что именно ей, еще перед началом суда, судья Блитен заявил, что в виновности Сэма «нет сомнений».

Через несколько дней мы получили от Дороти письменные показания, вложенные в заявление на имя судьи Вайнмана. В них, в частности, говорилось:

«Он был весьма дружелюбен, пожал мне руку и сказал:

— Рад вас видеть, миссис Килгаллен. Всегда с удовольствием смотрю по телевизору вашу передачу.

И добавил:

— А что привело вас в Кливленд?

— Этот суд, ваша честь, — ответила я.

— Зачем же ехать так далеко от Нью-Йорка, чтобы писать о нем?

— В этом деле, — ответила я, — есть все присущее тому, что мы, газетчики, называем „настоящее убийство“. Жертва — очень привлекательная женщина, к тому же беременная; обвиняемый — влиятельный член общества, респектабельный, приятный мужчина. Плюс тайна — кто все-таки убийца?

— Тайна? — переспросил судья Блитен. — Все ясно как день.

Я была несколько удивлена — мне нередко приходилось беседовать с судьями, но обычно они не высказывали свое мнение до окончания суда.

— Что вы хотите этим сказать, судья Блитен? — спросила я.

— В его виновности нет ни малейшего сомнения, — ответил он».

К концу марта все бумаги были готовы. Кроме показаний Дороти Килгаллен, мы передали суду показания судебного чиновника по имени Эдвард Мюррей. Он заявил, что в июле 1954 года он и еще 3–4 человека разговаривали в комнате, откуда судьи, находящиеся в отпуске, забирают свою корреспонденцию. Когда рядом с ними остановился судья Блитен, как раз обсуждали дело Шеппарда. После разговора судья забрал свою почту и ушел. Уходя, утверждал Мюррей, он бросил фразу о том, что Сэм Шеппард виновен настолько же, насколько он, Блитен, невиновен.