На следующее утро я в сопровождении Чарли Циммермана приехал в Бриджуотер с полиграфом. Когда я сообщил о своем прибытии, мне велели немедленно пройти к начальнику тюрьмы Чарлзу Гохану.
— Я получил личное распоряжение прокурора штата, — заявил он. — Личное. Вам запрещено видеться с Альбертом Де Сальво или Джорджем Нассером. Таков приказ.
Я явно недооценил твердое намерение Джона Боттомли оставаться главной фигурой в расследовании этого дела.
— Мистер Гохан, — сказал я, — мне абсолютно безразлично, что вам сказал прокурор штата и насколько личной была его просьба. Конституция Соединенных Штатов дает обоим этим людям право получать помощь адвоката, которого они выберут, независимо от того, нравится ли их выбор прокурору штата или нет. Я являюсь адвокатом и того, и другого. Сейчас время, когда обычно проводятся свидания с адвокатами, и я требую немедленной встречи с Де Сальво и Нассером!
— Вы их не увидите! — закричал Гохан. — Здесь я начальник, и я подчиняюсь прокурору штата, а не Конституции.
— Иск в федеральном суде о нарушении гражданских прав, возможно, вправит вам мозги, — сказал я. — Как вам известно, Джорджа Нассера скоро будут судить по статье, предусматривающей смертную казнь. Вот вы и объясните федеральному судье, почему в такой момент сочли возможным лишить обвиняемого его права на защиту. Я уверен, что прокурор со мной согласится. Вы не возражаете, если я ему позвоню?
Я снял трубку телефона Гохана и набрал номер Эдварда Брука. Меня долго передавали от одного секретаря к другому, пока, наконец, не сообщили, что прокурор занят и не может говорить со мной. В конце концов я отыскал начальника уголовного розыска Уолтера Скиннера, с которым был знаком несколько лет. Я потребовал встречи с Бруком и права видеться со своими клиентами. Скиннер сказал, что с Бруком я могу увидеться на следующий день. А пока приказ прокурора остается в силе.
В Бриджуотере мне больше делать было нечего, и я вернулся в Бостон. По дороге я размышлял о силах, которые пытаются сделать пешку из Альберта Де Сальво. С одной стороны, неприязнь полиции к Боттомли, который никогда раньше не занимался крупными уголовными делами. С другой стороны, настойчивое желание Боттомли остаться во главе следствия. Есть, возможно, и другие силы. Сенатору-республиканцу Левретту Солтонстоллу было семьдесят два года, и, похоже, он собирался выйти в отставку. Предполагалось, что на его место будут претендовать республиканец Эдвард Брук, первый в истории страны чернокожий федеральный прокурор, и демократ Джон Коллинз, мэр Бостона, назначивший начальником полиции Эдварда Макнамарру. Тот кандидат, который сумеет доказать, что усилиями именно его людей покончено с ужасным Бостонским удушителем, будет иметь больше шансов на выборах.
Что касается меня, то я вовсе не собирался прощать Боттомли его обман. Я подал прошение, чтобы суд издал приказ, отменяющий распоряжение федерального прокурора и обязывающий Гохана не нарушать конституционные права Нассера и не мешать ему видеться со своим адвокатом. Я написал такое же прошение в отношении Де Сальво, но не подал его.
В отношении Нассера у моих противников не было никаких шансов. Де Сальво же был признан неспособным предстать перед судом, и могли возникнуть сомнения, в состоянии ли он самостоятельно выбрать адвоката: не Бог весть какой весомый аргумент, но и его могли использовать.
Я послал также телеграмму Де Сальво, информируя его о происходящем, заверил, что борюсь за его права, и предупредил, чтобы он никому ни под каким видом не давал интервью.
В тот субботний вечер я допоздна задержался в конторе, размышляя о деле, которое всего за несколько дней успело обрасти такими сложностями. Волей случая Де Сальво нашел адвоката раньше, чем его отыскала полиция. Ни один опытный адвокат не посоветовал бы ему открыто признаться в том, что, по его словам, он совершил: сделать это означало бы самому себе подписать смертный приговор. Но и советовать ему все время молчать тоже не выход. В этом случае будет продолжаться дорогостоящее следствие, попадут под подозрение невиновные, над городом будет по-прежнему витать страх. Имелся лишь один реальный выход: если Де Сальво признается, ему должна быть гарантирована неприкосновенность.