Защита никогда не успокаивается

Теперь вы имеете представление о том, что́ у нас не так. А сейчас несколько идей о том, как исправить такое положение или по крайней мере сделать несколько шагов в этом направлении. Прежде всего, упор надо делать на правосудии, а не на игре в него. Во многих случаях правосудие только выиграет, если у человека будет возможность отказаться от ненужных ему гарантий и доказать свою непричастность к преступлению. Ему, к примеру, может мешать четвертая поправка. Его, разумеется, не приводит в восторг перспектива обыска у него в доме, но, может быть, он предпочтет сделать его, чтобы опровергнуть подозрения полиции, утверждающей, на основании информации, полученной из «надежного источника», что в его доме есть что-то, чего там никогда не было.

Это заявление о непричастности будет отличаться от заявления о невиновности; оно не предполагает обязательной публичной огласки. Человека ставят в известность, что он находится под подозрением, и дают ему возможность оправдаться. Ему нужно дать возможность встретиться со всеми свидетелями обвинения, чтобы он мог, без игры в суд присяжных, показать, почему не должны возбуждать против него дело, не пятнать его имя официальным обвинением.

В сознании широких слоев общества презумпция невиновности никогда не существовала; в этом же случае подозреваемый, который с самого начала сможет доказать свою непричастность, будет избавлен от привлечения к уголовной ответственности. Если суд все же окажется необходим, пусть этот человек и там заявит о своей непричастности и забудет обо всех ненужных ему гарантиях, так, как сделал это до суда. Часто же суд не будет необходим, и ключевым моментом здесь станет разумное использование полиграфа.

Это должно произойти. Если правосудие действительно объективно, полиграфу давно бы пора занять достойное его место. Полиция почти никогда не возбуждает дело против человека, выдержавшего тест, и у военных данные полиграфа считаются убедительным доказательством. Тем не менее результаты проверки на полиграфе не принимаются в судах. Дело тут не в надежности; нет ни малейшего сомнения, что в руках опытного специалиста полиграф абсолютно надежен.

Мне кажется, главное препятствие — страх судебной системы, что этот аппарат сумеет отделить ложь от истины. Множество мелких, почти незаметных лжесвидетельств, поддерживающих значительную часть наших судебных процессов, исчезнут, если над головами тяжущихся сторон будет висеть перспектива проверки на полиграфе. В подавляющем большинстве случаев невиновный с радостью согласится на такой тест. Виновный же обычно поступает совсем наоборот — он найдет уйму возражений, даже если ничего не понимает в технике проведения тестов.

Разумным было бы сделать полиграф-тесты доступными для всех граждан как средство для непубличного оправдания от подозрения еще до начала официального досудебного следствия.

Теперь вернемся к признанию вины. То, что сегодня происходит в этом вопросе, проявление ярчайшего лицемерия. Концепция «я виноват и хочу исправиться» имеет, как правило, такое же отношение к признанию вины, как благородство к политике. Чтобы побудить клиента признать свою вину, адвокат говорит не об исправлении, а о сроке. Он доказывает клиенту, что суд, скорее всего, вынесет приговор от четырех до семи лет заключения, а признание сможет сократить его — от трех до пяти лет. И все же для подсудимого этот срок — еще не самое главное, хотя и может говорить о хорошей работе адвоката.

То, о чем я веду речь, — система честно заработанной свободы, которая может оказаться неэффективной только по отношению к самым закоренелым преступникам. Осужденному должна быть предоставлена возможность работать и получать какой-то доход. Он должен научиться чему-то еще, кроме изготовления табличек с цифрами, — умение, которое вне стен тюрьмы применить довольно сложно. В настоящее время подсудимому, получающему срок судебного заключения, практически сообщают, что от пяти до семи или от десяти до пятнадцати лет — это как раз то время, которое необходимо для его исправления. Так делается первый шаг, чтобы убить в человеке желание всерьез взяться за свое исправление. А если убито желание, можно заодно убить и человека. Было бы совсем другое дело, если бы он чувствовал, что попал в среду, которая поможет ему стать полезным членом общества, если бы ему сказали: по мере того как он будет доказывать свое исправление, он сможет проложить путь к сокращению срока заключения, а затем и к свободе.