«Моей сестре семьдесят, а мне шестьдесят восемь лет. Так уж получилось, что мы с ней на этом свете остались одни. Пять лет назад мы продали ее квартиру и теперь живем у меня, на деньги сестры. Первый год все было хорошо, но потом как будто что-то случилось. Мы с ней перестали понимать друг друга. Стали ссориться по пустякам, а если поссоримся, то подолгу молчим. С каждым разом наши ссоры становились все яростней, потом дело дошло до оскорблений. После таких скандалов не хочется заходить на кухню, я иногда голодаю, но не иду есть. Раньше я не могла даже представить, что мы можем говорить такие обидные слова. Последнее время вместе жить стало невозможно, и сестра во время ссоры заявила, что уйдет в дом престарелых. Я как представила это, мне стало плохо. А еще она часто плачет ночами, а почему плачет, не говорит. Это еще больше меня злит, и тогда я снова срываюсь. Обидно то, что я уверена в том, что она очень меня любит, а я люблю ее, наверное, еще больше, да и кого нам еще любить, если не друг друга. Когда я просыпаюсь ночью и не могу заснуть, мне в голову лезут всякие мысли. От этих мыслей мне становится страшно до мурашей по коже. Как представлю себе, что рано или поздно кто-то из нас умрет, а тот, кто в живых останется, должен будет другого хоронить – ужас, да
и только! Зачем мы ссоримся, я не знаю, а главное, всегда из-за каких-нибудь пустяков. Сперва в нашем споре каждый из нас отстаивает свою точку зрения спокойно, но уже через минуту мы переходим с ней на крик. Вот хотя бы вчерашняя ссора. Я купила в магазине горячий хлеб, а сестра стала мне выговаривать, что я этим хлебом гроблю не только себя, но и ее, что нам уже нельзя есть такой хлеб, если мы конечно не торопимся в могилу. Естественно, я разозлилась на ее слова, так как не люблю черствый хлеб, а люблю только свежий и горячий. Я стала говорить ей, что мы и так с ней уже одной ногой в могиле, а на год раньше или на год позже умрем – это уже не важно. Важно то, что мы будем есть вкусный, горячий хлеб, а не черствый камень. И тогда сестра заплакала и ушла в свою комнату, бросив мне напоследок: "Если ты не хочешь жить, то умирай, а я хочу жить!"»