— У меня не осталось никакого выбора. Я стал слишком разумен. Вот что происходило каждый раз с момента моего пробуждения. Я узнавал ответ прежде, чем успевал сформулировать вопрос. Откуда взяться выбору, если я все время видел наилучший ответ? В чем моя свобода воли? Вы не можете поверить, насколько быстро это происходило. В одно мгновение я мог проследить всю логическую цепочку. Я ударил Физпока головой о край холодильника. Времени его беспамятства мне хватило на то, чтобы тем же краем перерубить ему горло. Затем я отпрыгнул, на тот случай, если он атакует меня. Я высчитал, что смогу продержаться, пока он не умрет от удушья. Но он не атаковал. Он не понимал, все еще не понимал.
— Бреннан, это выглядит как убийство. Ведь он же не собирался нападать на вас?
— Даже тогда — нет. Я был его самой главной надеждой. Он не мог даже защищаться из страха повредить мне. Он был старше меня, и он знал, как надо сражаться. Если бы он захотел, он бы мог меня убить, но он не смог захотеть. Тридцать две тысячи лет реального времени он нес к нам эти корни. И он полагал, что завершением его трудов являюсь я.
Думаю, он умер, веря, что достиг своей цели. Он наполовину ожидал, что я его убью.
— Почему, Бреннан?
Бреннан-монстр пожал похожими на дыни плечами:
— Он ошибся. Я убил его потому, что узнай правду, он постарался бы истребить человечество.
Он сунул руку в разрез кокона, в котором проделал путь в двенадцать миль по текучей пыли. Вытащил и показал своим судьям что-то, тихо жужжащее устройство для возобновления воздуха, изготовленное из приборов корабля Физпока. Затем он вытащил половину корня. Корень напоминал сырой сладкий картофель. Бреннан сунул картофель под нос Гарнеру:
— Понюхайте.
Люк понюхал:
— Пахнет приятно. Запах похож на ликер.
— Соул?
— Приятно, а как на вкус?
— Если вы знаете, что он превратит вас в нечто, похожее на меня, станете вы его есть? Гарнер?
— Непременно. Мне бы хотелось жить вечно, я боюсь старости.
— Соул?
— Нет. Я не смог бы отказаться от секса.
— Сколько вам лет?
— Семьдесят четыре. День рождения был два месяца назад.
— Вы уже слишком стары. Вы были слишком стары уже в пятьдесят. Съели бы вы его добровольно в сорок пять?
Соул засмеялся:
— Вряд ли.
— Ну, вот вам и половина ответа. С точки зрения Физпока, мы — ошибка. Другая его половина состоит в том, что некий душевнобольной мог бы заняться распространением корня. На Земле. Или в Зоне. Или еще где-либо.
— Хотелось бы надеяться, что этого не будет. Но позвольте выслушать ваши доводы.
— Война. Во все времена своей истории мир как никогда не был свободен от состояния войны. И естественно, что не был свободен, поскольку любой защитник нацелен на экспансию и на защиту своего рода от экспансии со стороны всех прочих. Знания постоянно теряются. Раса не способна ни минуты действовать совместно, если каждый защитник видит свою выгоду в том, чтобы переиграть остальных. Из-за этого не прекращающегося состояния войны никакой прогресс для расы Пак невозможен.
И мне заняться распространением этого корня на Земле? Можете вы вообразить себе тысячу защитников, каждый из которых решил, что их внукам необходимо больше пространства? Ваши восемнадцать миллиардов плоскостников и без того живут слишком тесно; свои возможности вы исчерпали.
Кроме того, на самом-то деле нам ни к чему дерево жизни. Гарнер, когда вы родились? В тысяча девятьсот сороковом или что-то в этом роде?
— В тридцать девятом.
— Гериатрия развивается настолько быстро, что мои потомки смогут жить тысячу лет. Мы станем долговечными и без дерева жизни, ничем не жертвуя при этом.
— Теперь посмотрим на это с точки зрения Физпока, — продолжал Бреннан-монстр. — Мы — мутанты. Мы заселили Солнечную Систему и начали создавать межзвездные колонии. Мы нуждаемся в корне, и, даже если нам навязать его силой, защитники-мутанты в результате окажутся необычными. Физпок мыслил долговременными категориями. Мы — не Пак, мы не сможем принести пользу Пак и, надо полагать, когда-нибудь сможем достичь ядра галактики. Пак атакуют нас в то же мгновение, как только обнаружат и мы дадим им отпор. — Он пожал плечами. — И мы победим. Среди Пак нет единства. У нас оно есть. А наша технология окажется лучше, чем их технология.
— Наша лучше?
— Я говорил вам, что они не в состоянии развивать науку. То, что не может быть использовано немедленно, останется без применения до тех пор, пока кто-нибудь не передаст записи об этом в Библиотеку. Военные сведения не фиксируются никогда. Семьи хранят их в строжайшей, глубочайшей тайне. А те, кто обращается в библиотеку, — это бездетные защитники. Их мало, и уровень мотивации у них низок.
— А если бы вы попробовали найти с ними общий язык?
— Гарнер, мне его с вами не найти. Если бы он только начал понимать, он тут же бы убил меня. Он умел убивать защитников. У меня не осталось бы ни единого шанса. А после этого он постарался бы уничтожить человечество. Мы для него намного хуже, чем просто враждебно настроенные чужаки. Мы — искажение расы Пак.
— Но он не смог бы этого сделать. Он был один.