— Да, это так. А потом она побежала и бросила его. Если бы она добралась до больницы, каждый коп на Луне захотел бы посмотреть, как устроен наш предполагаемый радиационный щит. Доктора захотели бы узнать, какому именно излучению она подверглась. У нас не оставалось и десяти марок. Никто не поверил бы, что у нас есть что-то работающее, светившееся в темноте вокруг Валери, а если бы и поверил, то увидел бы схемы в четырехчасовых новостях.
— И вы вытащили его назад.
— Руками, метр за метром. Разве я должен был оставить его валяться на Луне? Но она увидела, что я делаю. Она — не знаю, что она подумала, — она убежала к центру кратера. Я уже облучился довольно сильно, но эти следы… не только от ног, но и…
— Следы от кабеля, — сказал я, — повсюду в пыли, словно на конференции гремучих змей.
— Любой, заглянувший за краевой вал, их бы заметил! Поэтому я поднял лемми над стеной кратера, положил набок и запустил двигатель. Уж не знаю, что тогда подумала Валери. Она оставила какую-нибудь предсмертную записку?
— Нет, — сказала Геката.
— Даже если бы она это сделала, кто бы ее прочитал? Но я схватил слишком большую дозу, это меня едва не убило.
— В каком-то смысле так и случилось, — заметил я. — Лучевая болезнь заставила вас рано уйти в отставку. Это тоже послужило мне подсказкой.
— Гамильтон, где вы?
— Погодите, Геката! Шрив, из благоразумия я не отвечу.
Геката сказала с раздражением:
— Джил, он ускоренно поднимается прямо вверх. Что это все вообще значит?
— Прощальный жест. Правильно, Шрив?
— Правильно, — ответил он и отключил телефон.
Я объяснил Гекате:
— Когда его «Модель двадцать какая-то» отключилась, ему ничего не оставалось. Он начал искать меня. Залить мой корабль огнем от своего лемми. Хоть я и солгал насчет того, что нахожусь на валу Дель Рея, мы не знали, на чем именно он летит, Геката, и я не хотел, чтобы он узнал, где мы находимся. Даже лемми может причинить серьезные повреждения, если врежется в «Гелиос-энергию-один» на полной тяге. Что он делает сейчас?
— Наверное, опускает корабль… думаю, у него кончилось топливо. Он сжег его при зависании.
— Будем продолжать наблюдение.
Два часа спустя Геката сказала:
— Его инвалидное кресло перестало подавать сигналы.
— Где он опустился?
— У центра Дель Рея. Хочу поглядеть, прежде чем что-то предпринять.
— Все могло быть куда хуже. В конце концов, он был герой.
Я зевнул и потянулся. К завтрашнему утру я уже могу вернуться в Хоувстрейдт-Сити.
Послесловие
Научно-детективная фантастика
Я всегда слишком глубоко погружался в судьбу моих персонажей.
Это особенно сильно ощущалось, когда я дописывал «Смерть в экстазе».
Я уже давно не описываю законченных злодеев. Органлеггер Лорен был первой такой фигурой. Я закончил первый черновик этой повести утром в шесть часов… лег в постель… уставился в потолок… а к десяти часам сдался и пошел искать компанию.
Неделю или две спустя я закончил переделывать эту сцену, тоже в шесть утра. К восьми я бросил попытки заснуть. Остановить сердце Лорена воображаемой рукой — опыт суровый. Вас это, может, и не потрясет, но меня потрясло.
То была первая из повестей о Джиле Гамильтоне из Амальгамированной региональной милиции, Технологической полиции Объединенных Наций. Вторая повесть немалое время варилась у меня в голове, прежде чем я записал что-то помимо набросков.
«Баучеркон» — это конвент любителей детектива, проводимый ежегодно в память об Энтони Баучере, который много лет был редактором «Ellery Queen’s Mystery Magazine» и «Fantasy and Science Fiction», а также автором классического рассказа «Nine-Finger Jack». На первом Баучерконе я уже задумал самое необычное преступление с самым необычным мотивом для повести «Беззащитные мертвецы». Во время группового обсуждения я обрисовал это преступление аудитории. «Смерть в экстазе» возникла спонтанно, но «Беззащитные мертвецы» были тщательно продуманы заранее и так чувствительно меня не задели. А может, должны были задеть. Повесть и ее подтекст ужасающе реальны.
Джил Рука — один из моих любимых персонажей. О да! Тридцать лет писательского труда, и до сих пор только пять повестей! Если он так сильно меня чарует, почему бы не написать о нем больше?
Потому что два набора правил, изложенных ниже, выполнить непросто.
Детективная история — это загадка. В принципе, читатель может сообразить, какое именно преступление было совершено, кем, как, где и почему, прежде чем нить повествования приведет его к ответу. Читатель должен иметь достаточно фактов, чтобы разгадка сделалась очевидной, и она должна быть единственно возможной.
Научная фантастика — упражнение в воображении. Чем интереснее идея, тем меньше она нуждается в обоснованиях. О научно-фантастическом произведении будут судить по его внутренней состоятельности и по пределам авторского воображения. Чуждая обстановка, странные общества, следующие странным законам, необычные ценности и стиль мышления — все это стало правилом. Альфред Бестер[58]
с этим перебарщивал, но вы вспомните его классического «Человека без лица».