Защитники Русского неба. От Нестерова до Гагарина

11 января 1960 г. его освобождают. Увольнение из армии оформляют с правом ношения военной формы и пенсионным обеспечением. Выделяют трёхкомнатную квартиру, дают 30 тысяч рублей и путёвку на 4 месяца в санаторий. Но не сложилось… и с 16 апреля 1960 г. по 27 апреля 1961 г. Василий Иосифович досиживает свой срок в Лефортово. И вот теперь ссылка…

Недели через две после его появления в этом городе к нему приезжает Мария Игнатьевна Шевергина, по первому мужу Нузберг. Медсестра 30 лет от роду, уроженка деревни Мазановка Курской области. Известно, что познакомилась она с ним в госпитале имени Вишневского, где он лежал на обследовании в 1960 г. Затем они переписывались, пока опять сидел.

Доктор исторических наук А. Литвин пишет: «Слух о появлении Василия разнёсся по городу молниеносно. Этому в значительной степени способствовал он сам. 13 июня 1961 года председатель КГБ Татарии доносил по инстанции: "Поведение "Флигера" после прибытия в Казань показывает, что он, вопреки предупреждению, стремится как можно шире распространить в городе слух о себе. Почти каждому, кто с ним сталкивается (соседи по дому, водители такси, почтальоны и т.д.), он подробно, порой не дожидаясь вопросов со стороны собеседников, рассказывает о своей биографии, мотивах ареста в 1953 году, пребывании в заключении, обстоятельствах, при которых оказался в Казани. При этом во многих случаях "Флигер" старался пояснить, что его арест носит специальный характер и связан якобы с тем, что он не хочет отрицательно отзываться о своём отце, а в настоящее время его "прячут" потому, что он "слишком много знает"».

Но всё это был чистой воды блеф. Как рассказывает А.А. Щербаков, хорошо знавший его, «он не был и не мог быть политической фигурой. Завышенная самооценка и неумение ориентироваться в обстановке были чертами его характера. Потом это усугубилось алкогольной деградацией личности…»

Лётчик-испытатель А. Каримов часто встречался с сыном вождя. Позднее он расскажет: «В последний период у него я бывал часто, иногда вместе отдыхали. Он жаловался на старость, говорил, что устал. В дни его болезни я находился на службе, когда приехал, была у меня возможность просить, чтобы его оперировали. Мне нужно было обратиться с этим вопросом только к Никите Сергеевичу, который единственно мог бы решиться пойти на это дело, но я не обращался и упустил, а так можно было бы его спасти».

Василию было всего сорок лет, а он сам чувствовал себя уставшим стариком!

А ведь ещё менее двадцати лет назад всё было иначе…

«Просторный кабинет. Простой большой стол. В образцовом порядке разложенные папки (одна выглядывает из-за другой), стекло во весь стол, стеклянный чернильный прибор, на маленьком столике слева два телефона и мегафон. На перпендикулярном столе — два атласа, на стене — политическая карта Европы. Перед ним — вахтенная книга, в которую делают пометки телефонных разговоров. Чистота, много света. Тепло.

 — У вас тепло.

 — Вот от этой хреновины, — показывает на электропечку. Невысокого роста, стройный, с виду — юноша. Красивое, очень живое лицо, каштановые с золотистым отливом волосы, серые живые глаза, тонкий нос, тонкие губы. Верхняя часть лица похожа на отца, вообще же сильно походит на мать, и много общего в лице с Розенфельдом. Костюм полковника, поверх — меховой распахнутый жилет (чёрный мех). Говорит тихо, не повышая голоса, властно. Повторять не любит. Во время разговора потирает верхнюю губу (как и отец), потирает лоб или подпирает его, подпирает подбородок. Во время чтения хмурится, улыбается, в общем — реагирует.

В характере видно много лётного.

Курит длинную трубку. Потом бросил её, нажал кнопку мегафона.

 — Слушаю, товарищ полковник, — раздался в репродукторе голос адъютанта.

 — Дай мне папиросы. Не могу курить эту сволочь, всё время гаснет.

Адъютант принёс пачку "Советской Грузии". Закурил, предложил нам. Задымили…»

Так описал портрет полковника Сталина 15 октября 1942 г. известный советский журналист Лазарь Константинович Бронтман в своём фронтовом дневнике. Именно таким был Василий тогда.

Ах, да, совсем забыл такую деталь, меня поразившую. Про адъютанта. Лазарь Константинович там же пишет: «Тогда я позвонил ещё полковнику В.И. Сталину — начальнику инспекции:

 — Говорят, вы большой энтузиаст.

 — Чего? Авиации?

 — Ну, это понятно. Нет, овладения техникой.

 — Это верно. Мы с Алексеем Ивановичем (Шахуриным) тут блокируемся. Приезжайте в 21.00. Вас будет встречать мой адъютант. Жду…

Приехали. Огромный дом. Мраморные колонны. Часовой позвонил. Пришёл адъютант — капитан. С удивлением увидел у него геройскую звезду, орден Ленина и Кр. Знамя.

Как оказалось впоследствии (рассказал полковник), это — Герой Сов. Союза Долгушин. Он дрался в полку, составленном полковником, сбил 16 самолётов, сейчас ранен и временно находится при нём. Уходя, я спросил Долгушина: ''Когда же будет 17-й?" Он засмеялся и ответил: «Как только полковник отпустит на фронт». Молодой, невысокий. Крепкий парень, с простым русским лицом, буйными светлыми волосами».