Защитники сердца. Управление привычками и установками, которые мешают стать богатым и получать удовольствие от жизни

В ту пору Остин учился на втором курсе университета. Мы познакомились с ним много лет назад, когда он ходил к нам в детскую группу, которую мы организовали для ребят, растущих в смешанных семьях. Долгие годы мы поддерживали связь с ним и его замечательной семьей. С тех пор, как мы впервые повстречали его, мы все не переставали удивляться тому, что уже тогда он знал, что будет поступать в тот университет, где учился его отец, и присоединится к студенческому братству, в котором отец состоял в свое время. Еще когда ему было девять, Остин являлся к нам в толстовке огромного размера, которую его отец носил в своей альма-матер. Сводный брат Остина, Майк, был на шесть лет старше его: он первым вступил в то студенческое братство, и Остин гордился тем, что однажды и сам станет его членом.

Каждую осень он звонил нам. Нас трогало его желание поддерживать связь и радовало то, что мы занимаем в его жизни особое место. В тот год Остин получал право быть избранным в братство, и мы ждали, когда же он расскажет об этом. Но Остин начал с того, что у него в университете все прекрасно. Он упомянул об общественной работе, которой занимался, и обо всех вечеринках, которые посещал. Рассказал о своих соседях по комнате, занятиях по биологии и химии, лекциях по древним цивилизациям, — обо всем, кроме того, чего мы ожидали. Ни одного словечка о том, чем он всегда так грезил: о братстве. А поскольку мы такие люди, которые ничего не оставляют без внимания (в этом наша сила инаша слабость!), то мы осторожно завели разговор на эту тему, спросив его, дал ли он уже присягу братству.

Остин слегка поколебался, перед тем как ответить. А поскольку прежде мы такого за ним никогда не замечали, то поняли: что-то не так. Остин небрежно отклонил наш вопрос: «Да, эти придурки даже не предложили мне в него вступить». А потом принялся подробно рассказывать, что за прошедший год осознал, что студенческое братство — сплошные глупости. Он непреклонно твердил, что такие общины для тех, кому не хочется взрослеть и чьи мысли вертятся исключительно вокруг выпивки. В конце концов, он сказал: «Я поступил в университет не только для того, чтобы друзей найти. Мне нужно думать о будущем». Затем он объяснил, что, по сути, никогда особо не восхищался деловыми партнерами отца, которые были членами того же братства, да и не доверял им.

В течение последних десяти лет Остин только и говорил что об этом студенческом братстве и о том, как пребывание в нем положительно повлияло на всю жизнь его отца. А теперь он утверждал, что ему стало легче, когда он смог уделять учебе больше времени, и что он обрадовался знакомству со студентами, не являющимися членами этой общины. По его словам, с ними было куда интереснее. Зная Остина, мы подумали, что это совершенно противоречит сказанному ранее. Мы спросили, действительноли у него все так хорошо. Он решил не обсуждать эту тему. К тому же, мы понимали, что в наши задачи уже не входит анализ его истинных чувств относительно этой катастрофы. Было ясно: он пользуется рационализацией, дабы защитить свое сердце от страданий. Его не пригласили поучаствовать в том, о чем он так мечтал и что долгое время так много значило для него, его брата и его отца.

Потерять мечту, лелеемую с детства, было слишком тяжело, и, чтобы защититься от мучительного чувства потери, он соорудил это заграждение. Он чересчур глубоко спрятался под этими рационализациями, и они оказали ему медвежью услугу. Остин не сумел примириться с раненым сердцем.

Когда мы надолго задерживаемся в режиме использования рационализации и не смотрим горю в глаза, непременно возникает еще больше лишений и печали. Каждый из нас, время от времени, так поступает — оказавшись, посреди толпы, в дурацком положении, мы ищем способ навести в душе порядок.

Остину нужно было отыскать новых друзей, с которыми можно потусоваться. Ему никак нельзя было застрять в этом желании невозможного. Это представляло для него первостепенную важность, ведь ему необходимо было получить возможность двигаться дальше. Вот только он пропустил решающий шаг — он не признался себе и другим в тех чувствах, от которых бежал: в обиде, разочаровании и унижении…

А теперь самое сложное. Как же заставить эти сокрытые внутри чувства выйти наружу? Нужно проделать следующее «лживое» упражнение: