Засланец

Второй помощник по достижению судном предписанной скорости активировал систему сдвига пространства. Судно несильно тряхнуло, в соседнем отсеке прокатилась волна гула. Инженер тут же отрапортовал, что корабль в порядке. На отведенном под карту субпотоков месте начали проявляться пересекающиеся разноцветные разводы. Через десяток секунд манипуляций органами управления в углу выхода появилась сильно размытая фигура, напоминающая крутящуюся восьмерку с неравными петельками. После этого Валан, судя по всему, принялся перебирать возможные слои субпотоков. При этом система вычисляла приблизительное время в пути, а фигура, как-то связанная с точкой назначения, меняла форму, то расширяясь в вытянутый эллипс, то сжимаясь в кляксу с вытянутыми краями-каплями.

Как галантно пояснил старпом, от того, насколько плотной оказывалась зафиксированная фигура, зависела точность выхода в точку. И если для контрольной точки это могло оказаться чревато всего лишь некоторой потерей времени, необходимой для пересчета новых координат выхода системами судна, то в случае финальной точки — довольно большим расстоянием, которое пришлось бы идти на двигателях реала, теряя время и топливо. Так что в случае промежуточных точек, критерием выбора становился наиболее скоростной слой, а в случае финальной точки — наиболее точный выход. В идеале же фигура выглядела, как точка или окружность малого диаметра.

Пока шла лекция, второй помощник выбрал одну из размытых траекторий и дал команду на погружение. Освещение на несколько минут перешло в какой-то другой режим, а когда вернулось в норму, второй помощник дал «добро» покинуть противоперегрузочные устройства. Кораблю предстояли почти двадцать часов хода до первой точки пути. Экипаж, кроме второго помощника, покинул ходовую рубку. А через несколько минут освещение потухло, оставив на палубе лишь цепочки светящихся блеклым голубым светом кружков. Еще при погружении для определения пути экраны внешнего обзора потухли, так что во время движения через субпотоки рубка представляла собой исключительно аскетическое зрелище. Темно-синюю мглу неактивных экранов нарушала лишь маршрутная карта потока, да развертка судна, дающая индикацию состояния систем корабля. Активирован оставался лишь пульт дежурного пилота. В отличие от военного флота, в гражданском вахтенный пилот мог заниматься любыми доступными делами. Ему лишь надлежало постоянно находиться в пилотском кресле с включенной противоперегрузочной системой.

Немного поболтав с Валаном, Луара покинула рубку. Обстановка на корабле явно не дышала весельем, и экипаж вместе с пассажирами через небольшое время неосознанно стянулся к кают-компании. Поначалу все чувствовали себя довольно натянуто, но постепенно в ход пошли легкие напитки — что-то по действию вроде земного пива — после которых большая часть народа села играть в какую-то мудреную игру. Если в разговорах я кое-как находил интерес, то правила игры мне совершенно не давались. Я никак не мог понять логику ходов и действий участников. Луара сначала попыталась объяснить мне эти премудрости, но вскоре я понял, что толку от объяснений не добавляется, а мои вопросы лишь отвлекали девушку, заставляя делать неверные ходы. Слушать окружающих в то время, как Луара занималась игрой, оказалось чертовски неудобно. В азарте девушка упускала контроль над своими эмоциями, и они захлестывали меня с головой. Кроме того, расфокусированное внимание теряло куски фраз, и смысл уловить порой становилось совершенно невозможно. Волей неволей пришлось наблюдать за игрой.

И вот, когда я уже подумал, что смысл игры стал до меня доходить, очередная комбинация снова нарушила выстроенную мной логику, перевернув все с ног на голову. Не знаю, может, это оказалось каким-то оговоренным исключением из правил или двоякой ситуацией, но мое терпение на этом окончательно лопнуло. Плюнув на все, я ушел на задний план, прервав общение с миром. Особенно сильные волны азарта доставали меня и там, но казались уже сущими мелочами.

От нечего делать, а скорее по привычке, я отключился, погрузившись в какое-то подвешенное состояние, похожее на сон. Первые дни, находясь в чужом теле, я испытывал самую настоящую потребность во сне. Потом эта бытность нарушилась, и я понял, что сон в моем случае скорее дань привычке. С тех пор я пользовался им лишь в случаях, требующих некоторой временной прокрутки.