– Желаю вам вернуться в столицу целыми и невредимыми, – я повесил автомат на плечо. Больше мне нечего было сказать этим людям. И вообще в сложившейся ситуации стоило бы промолчать. Но проклятая человеческая натура, наличие у меня которой отрицал Брукс, заставила произнести эту, по сути, бесполезную фразу. Наверное, я все-таки был никудышным засланцем Карты. Слишком часто давала о себе знать эта рудиментарная человечность.
– Погодите, – через силу произнес профессор. Он тяжело оперся на подлокотники, кресло заскрипело. Брукс встал. – Я пойду с вами.
Я нахмурился. Для магистра Ревнителей Ктулбы это было неожиданное решение.
– Зачем, профессор? – я бросил взгляд за окно, на снегопад. В иных обстоятельствах его можно было назвать красивым. Струи, свитые из крупных, лохматых хлопьев, хлестали наискось. Их шелест был отчетливо слышен на фоне урчания и бульканья, которое непрерывно звучало в разгоряченной утробе котла. – Вы не продержитесь среди сугробов и часа. В своих туфлях и пальтишке, – добавил я не без язвительности.
– Я не имею права оставить вас здесь, – снова удивил меня профессор. – Быть может, находясь рядом с вами, я сберегу чью-либо жизнь.
– Быть может, – не стал отпираться я. – Прежде всего – свою.
Брукс вздохнул и тщательно застегнул пальто. Спорить с магистром мне не хотелось. Пусть идет, если считает, что так нужно. Может, образумится и перезимует в каком-нибудь пакгаузе. А если нет, тащить его на спине я не собираюсь. Упертые и погрязшие в гордыне Ревнители Ктулбы едва не прикончили меня, поэтому сочувствия к Бруксу я не испытывал.
Я открыл дверцу, сбежал по искореженной пулеметными очередями лесенке на землю. Снег лепил густо и норовил налипнуть. Он успел покрыть грунт слоем толщиной примерно в полтора дюйма. Мороза я почти не замечал, и мне показалось, что зима в лесных землях – куда холоднее, хотя и не столь снежная. То ли еще творится на перевале. Зато можно не беспокоиться о том, что вдруг нагрянут винтолеты.
Профессор неуклюже спустился. Встал, придерживая рукой шляпу, полы которой мгновенно побелели, с тоской огляделся. Поршни паровоза пришли в движение. Со звуком, похожим на стон, Южный экспресс пополз вперед. Из дыр в бортах тендера просыпался уголь. Со стороны могло показаться, что раненый локомотив исходит черной кровью.
– Куда теперь… вы полагаете… – невпопад проговорил Брукс.
Я пошел в сторону здания администрации. Снег под подошвами не скрипел, а как будто всхлипывал. Профессор поднял воротник пальто до самого носа и заторопился за мной.
Возле здания громоздились сугробы. Пробравшись через один, я оказался перед металлической дверью. Замок был запломбирован. Я вынул нож-оборотень, заставил его превратиться в ломик. Затем пришла мысль, что когда нагрянут военные, то первым делом они будут искать нас в этом здании. «Оборотень», став перочинным ножом, вернулся в карман.
Южный экспресс все еще пыхтел неподалеку, обходя объект по петле рельсовых путей. Было видно, как из его трубы вместе с дымом вырываются оранжевые искры. Внезапно сквозь завывания ветра, сквозь шум поезда мне послышался басовитый гул дизельных двигателей.
Я замер. Профессор, который плелся следом словно сомнамбула, уткнулся мне в спину. Среди ночных туч забрезжило бело-синим. Свечение становилось с каждой секундой ярче, и метель заискрилась, снежные струи засверкали, точно серебряные цепи. И одновременно возник рокот, напоминающий шум большого города.
Похоже, столичным жителям не часто приходилось сталкиваться с облачниками. Профессор и вовсе не обратил внимания на приближающуюся опасность. Хорош попутчик!
Куда же теперь? В здание администрации? Или лучше в эллинг, тем более что его массивные, покрытые ржавчиной ворота приоткрыты? Или догнать Южный экспресс, пока это еще возможно? Если поезд смог выиграть состязание в скорости с винтолетами, то и огромную летающую медузу он обязан был уделать.
– О Ктулба… – простонал Брукс. Он наконец увидел облачника. Точнее, не увидел, потому что это создание пока скрывалось за завесой метели и мглы, а понял, какой подарок собираются преподнести небеса.
Я же принял решение.
– За мной! – сквозь зубы бросил Бруксу и заторопился через растущие на глазах сугробы к эллингу.
Профессор, кряхтя и дыша, словно астматик, прибавил ходу. Огромное сооружение нависло над нами утесом из гофрированного металла. С карнизов и водосточных желобов свисали сосульки толщиной с мою руку.
Прежде чем проскользнуть в приоткрытые ворота, я остановился и бросил взгляд на небо. Облачник уже был виден во всей красе. Его словно окружал невидимый защитный экран, и снежные струи исчезали, не дотягиваясь до пульсирующей мантии воздушной медузы.
Облачник поплыл наперерез пробирающемуся по заснеженным путям Южному экспрессу. И я понял, что поступил правильно, не погнавшись за поездом.