Неожиданно лес кончился. Тропа влилась в широкую торную дорогу. Она почти не петляла, спускаясь к подножию Лесогорья – обширному обрывистому плато, за которым туманной чашей выгибалось море. Плато было обжито. В красном сумраке я различал темные силуэты остроконечных башен с редкими огоньками на вершинах. Если бы не эти огоньки, башни можно было бы принять за термитники. Да вот только нет на Дожде термитов.
Завидев родные крыши, охотники заметно прибавили шагу. Поселение скилл ограждала стена – деревянный частокол, укрепленный валунами. Дорога упиралась в портал запертых ворот. Невидимые с дороги стражи зажгли прожекторы. Теперь они могли расстрелять нас, будто свору шерстней, застигнутую врасплох. В небе тяжко захлопало, словно мокрой тряпкой по спине; раздалось унылое бормотание. Крылатая тень, странно смешанная с человеческим силуэтом, промелькнула почти над самой головой. Я вскинул карабин – мне показалось, что это бредун, схвативший ребенка. Знахарь твердой рукой перехватил ствол.
– Это крыльщик! – буркнул он.
Как будто это слово что-то для меня значило. Но возражать я не стал: крыльщик так крыльщик.
Ворота отворились, и наш отряд начал втягиваться в пределы поселка. Несколько вооруженных скилл подошли к нам. Кто-то забрал мешки с добычей, кто-то перехватил рукоятки носилок.
– Раненых – к Тине! – велел знахарь.
К Тине?! Значит, она жива! Значит, она все-таки здесь!
Я кинулся к носильщикам.
– Возьмите меня!
Парни посмотрели на знахаря.
– Да, – сказал он. – Захватите его с собой. Это Странный. Он муж Тины.
Вот так просто? А вдруг я шпион чернознаменников? Или контрразведчик! По всем законам меня надобно посадить в карантин. И проверять долго и пристрастно. Но, похоже, у скилл – свои законы и своя логика. Может, с их точки зрения предстоящая встреча с Тиной – лучшая проверка для человека, который отказывался называться и дикарем, и железноголовым…
Все эти мысли вылетели у меня из головы, когда мы подошли к дому Тины – «термитнику» с четырьмя островерхими башенками, округлыми с наплывами стенами и с окнами, напоминающими немигающие глаза сов или – скилл…
У входа стояла женщина, закутанная в бесформенную хламиду. В красноватом сумраке ее глаза светились как угли, а пух, обрамляющий их, казался окрашенным охрой… или кровью…
– Тина! – окликнул я ее. – Это ведь ты? Знахарка из племени Деда!
– Странный… Откуда же ты взялся? – ровным голосом осведомилась она.
– А ты?.. Куда запропастилась ты?.. – спросил я, осознавая, что сейчас совсем не о том надо спрашивать. А лучше – вообще ничего не спрашивать, но я не мог удержаться. – Я думал, тебя увели отрубаи… или убили стыдливцы… – бормотал я, как помешанный или… как бредун. – Я так тосковал по тебе, Тина…
Она кивнула, принимая сказанное к сведению, и произнесла:
– Иди в дом, Странный! Мне нужно заняться ранеными. А потом я приду к тебе.
Глава 19
Неужели я все время шел по неверному следу, Тень?..
– Как тебя зовут на самом деле? – спросила Тина, немного неуклюже орудуя деревянным гребнем, от которого исходил пряный аромат. Было видно, что рукам знахарки привычнее другие инструменты и другая работа. Волосы – темно-русые, с серебром ранней седины – струились по сильным, но одновременно хрупким плечам. С зеркал уродливого с точки зрения землянина трюмо, выросшего на стене хижины, на меня глядело умиротворенное лицо скиллы.
– Это имеет какое-то значение? – пробубнил я, ворочаясь на смятой простыне. Нужно было встать и расправить ее, но двигаться отчаянно не хотелось. Хотелось валяться, глядя на освещенный утренним светом потолок, который был коричневым и морщинистым, как древесная кора. Хотелось смежить веки и проваливаться в дрему. Усталость и боль, которые довелось испытать на Дожде, неожиданно навалились на меня. Пригвоздили к ложу, как игла энтомолога – редкую букашку.
До встречи со старейшинами еще было время. Его можно потратить на то, чтобы привести себя в порядок, или на то, чтобы просто поваляться.
Немыслимая роскошь для призрака на задании – отдыхать, освободив на время голову от тяжелых мыслей. Поддерживать незатейливую беседу, отвечая короткими фразами.
Комнату пересекла гротескная тень. Это прошелся под окнами сторожевой стреножник. Загудел ветер, завибрировали, прогибаясь под его напором, оконные стекла. Стреножник стерег меня, я был под «домашним арестом». Тина тоже стерегла меня, но другим способом.
– Все, что связано с тобой, имеет значение, – пропела она и опустила гребень на полку. В ту же секунду зеркала задрожали, словно озерная гладь под дуновением ветра: это зашевелились образующие их наниты с зеркальными спинками. Искусственные микроорганизмы потекли в щели трюмо, прячась в полости стены до той поры, пока они снова не понадобятся хозяйке.
– Сайрус Эскобар, – ответил я, глядя, как по потолку ползет солнечный блик.
– А… – Тина осеклась, опустила глаза. – А что оно означает?
– Просто набор букв, смысла нет.