Засланцы

Однако время шло, Александр, царь-батюшка, всё хотел отменить это рабство, но почему-то это ему никак не удавалось. Одни, либералы, говорили – надо отменять, другие, ретрограды, кричали: «Ни за что!» И ретроградов было, конечно, больше, чем нас. Кому охота отдавать своё, кровное. А их же не просто отпускать надо было, их же надо было наделять землёй, а поскольку денег у крестьян не было, то платить за землю должно было государство. Тогда мы, либералы, предложили царю поговорить с самим народом. Надо же и крестьян спросить: а хотят ли они на свободу?

– Что за глупый вопрос! – вскричал царь. – Как человек, находящийся в рабстве, может не хотеть свободы?!

– А вот так, – загадочно говорили ретрограды. – Вы, царь-батюшка, вспомните, как в двенадцатом году Наполеон листовки разбрасывал, что хочет освободить крестьян от крепостного права. Что получилось?

– А что? – испуганно спросил царь.

– А то, – отвечали ретрограды, – что весь народ поднялся на борьбу с Наполеоном. Пока ещё он не объявлял о своём намерении освободить крестьян – в партизаны шли ни шатко ни валко, но не очень-то. А как объявил, так крестьяне на него, на Наполеона, обозлились, все, кто мог, в партизаны пошли.

– А чего же они обозлились-то? – спросил царь.

– А то и обозлились, что Наполеон хотел вековой порядок нарушить. А крестьяне говорили: «У себя там, во Хранции, чего хочешь делай, а наших отцов родных обижать не смей». Это же его главная ошибка была, Наполеона, – пообещать русскому крестьянину свободу. Он-то привык в других странах: свободу пообещал – и все на его стороне. А здесь не прошёл номер, здесь крестьяне на него так взъелись, да и смели его. Ошибочка у него в России вышла. Он потом на острове сидел, репу свою чесал и всё думал: как же так получилось, что они, русские крестьяне, за ним, то есть за освободителем, не пошли? И невдомёк ему было, что у нас кто-то слух пустил, будто этот узурпатор, Наполеон, освободить хочет для того, чтобы своё ярмо на всех крестьян надеть. А ведь никто по-французски из крестьян ничего не понимает. Как, спрашивается, жить? Значит, получалось, чтобы под французами жить, надобно учить французский язык. А это уж извините. Заставить наших людей учиться? Да вы что?! Мы все что, Ломоносовы, что ли?

– Да, – вздохнул царь, – сложная ситуация. Я и не знал, что всё здесь так запущено.

Однако подумал царь немного и говорит:

– Так ведь это же давно было, это же полвека назад было. Должно же что-то за это время в сознании людей произойти. Эволюция, так сказать.

Вообще-то надо отметить, что царь Александр Николаевич был человек умный. Он и с умными людьми дружил, например с великим нашим писателем Алексеем Константиновичем Толстым. Он и земство ввёл, он и суды как мог реформировал. Да он, если хотите знать, он даже с турками войну выиграл, освободив болгар. А уж крепостное право – это просто обязательно надо было отменить.

Подумал он, подумал и говорит:

– А позовите-ка вы ко мне самого простого крестьянина.

Мы все, либералы, аж зааплодировали такому прогрессивному решению нашего царя.

Аплодисменты стихли, а царь продолжил:

– Я сам с ним поговорю, сам у него спрошу: хочет он на свободу или нет?

Ретрограды тут приумолкли, закручинились, однако делать нечего. Нашли самого среднего крестьянина и привели к царю. Вот он, простой русский человек, Прохор Нефёдов. В тулупе, в валенках, в ушанке. Шапку он, конечно, снял. Да и тулуп с него стащили. Вот он стоит в валенках, штанах, в валенки заправленных, в рубахе ситцевой, пояском подпоясанной. Запах от него такой, что тут же духов принесли и на него вылили. Стоит он, значит, благоухает, трясётся весь. Шутка ли – перед царём-батюшкой стоит.

Александр Николаевич его успокоил, в кресло посадил. Сначала международное положение обрисовал.

Мужик головой кивал, делал вид, что всё понимает.

Царю в голову мысль трезвая пришла: «А понимает ли он действительно хоть что-нибудь?»

– Ты, братец, – сказал царь Прохору, – грамоте обучен?

– Так, немного есть, – солидно ответил Прохор.

– А скажи-ка ты мне, Прохор, сколько будет дважды два? – спросил царь.

Прохор почесал в затылке и сказал:

– А сколько вам, царь-батюшка нужно, столько и будет.

– Молодец, – сказал царь, – разумно отвечаешь. Соображаешь. – И все вокруг со смеху покатились.

Как же не смеяться, коли царю ответ понравился.

И Прохор осмелел, даже высморкаться оземь захотел, да вовремя ему платок принесли, избежали сраму.

Царь решил, что подготовил Прохора достаточно, и задал ему главный вопрос:

– А скажи-ка, Прохор, тут мне советуют одни люди уважаемые отменить крепостное право, а другие, не менее уважаемые, люди говорят, что право крепостное отменять ещё рано. Так вот я тебя и спрашиваю, как твоё мнение по этому поводу?

– Батюшка царь, – заговорил Прохор, – ума не приложу, про что вы. Ходим мы по воду, ходим, как не ходить.

Тут уж Александр не понял, о чём он говорит.

Я на помощь пришёл: