Значительно реже меня ждал другой приём: когда собравшиеся вокруг вначале робко, а потом всё смелее и смелее начинали выспрашивать о том, как можно достичь описанного мною: утки ведь нападают на головастиков и мелких лягушат, таких слабых и беспомощных, и как же можно дружить с теми, кто представляет для нас определённую угрозу? Тогда я рассказывал о своих утках: я говорил о том, что уже несколько месяцев мы живём душа в душу, всячески оберегая и поддерживая друг друга, и разве это не есть пример того, как можно строить отношения? Затем следовали вопросы о тёплых землях: самые осведомлённые и сообразительные как правило слышали о чём-то подобном, однако их знания не распространялись дальше вездесущих комариков и отсутствия зимней спячки, и тут уж мне приходилось напрягать всё своё воображение: я рисовал им картины бескрайних водоёмов с прозрачной чистой водой, наполненных шевелящимися и разбегающимися во все стороны водяными насекомыми и жуками, охотой на которых заняты огромные стаи птиц и лягушек, которым лишь приходится открывать рот и разевать клюв, куда уже сами собой набиваются одуревшие от собственного обилия мелкие обитатели. Вместо же мелких гнилых заводей – поросших ряской и тиной – там огромные водные пространства, где на широких листьях местных растений могут собираться целые кланы – вроде вашего – и заниматься играми и развлечениями. На вопрос: а где же прятаться в случае появления аистов, цапель или прочих опаснейших врагов? – я отвечал так: глубина водоёмов там такова, что ни одна цапля не сможет достать занырнувшую своевременно лягушку, глупые же квакши – задающие подобные вопросы – могут и здесь спокойно попасть на обед к разгулявшемуся врагу рода лягушачьего. Однако на самом деле нет их в тех краях: ну какой же