Засранец Бэдд (ЛП)

— Не знаю. Может быть да, а может и нет. — Он ткнул в тушеное мясо ложкой, прежде чем продолжить. — Но, во всяком случае, тебе лучше поговорить об этом с ним, не со мной.

— Все не так просто, — сказала я.

Лусиан снова пожал плечами.

— Обычно именно все так просто. — Наконец он встретился со мной взглядом, его глаза были темными, напряженными и нечитаемыми. — Просто и легко — это не одно и то же.

В этот момент Зейн скользнул на стул рядом со мной, протянул руку и схватил миску Лусиана с тушеным мясом, в три укуса съел половину, а затем запил все добротным глотком его пива.

— Ты утомляешь ее своей мистической чушью, Лус?

Лусиан только насмешливо приподнял бровь.

— Пожалуйста, угощайся. — Он забрал свое блюдо и пиво и продолжил есть, как ни в чем не бывало, затем посмотрел на брата. — Что еще за мистическая чушь?

— Твои скупо сформулированные крупицы мудрости.

— Вряд ли это мистическая чепуха.

Зейн рассмеялся.

— На самом деле это так.

Лусиан только покачал головой и молча начал опять есть.

Я нашла руку Зейна под столом и переплела свои пальцы с его.

— Никакой мистики, просто…

— Лусиан был Лусианом? — Подсказал Зейн. — Разбив все, что ты представляла и что знала о жизни, всего лишь дюжиной слов, а то и меньше?

Я склонила голову набок.

— Вроде того.

— Я убежден, что он древний восточный мистик, замаскированный в тело угрюмого подростка, — сказал Зейн. — Это единственное возможное объяснение, откуда он знает половину того дерьма, о котором говорит.

— Я наблюдаю, слушаю и задаю вопросы. Обращаю внимание. Читаю. — Лусиан доел тушеное мясо и запил пивом. — Это не мистика, это называется быть внимательным наблюдателем человеческой природы.

— Ага, как скажешь, Конфуций. — Зейн откинулся на спинку стула и обнял меня. — Возвращайся на кухню, бездельник.

Лусиан снова покачал головой, но с легкой и искренней усмешкой на губах, а затем парировал:

— Разве не ты должен быть за стойкой?

— Броку наскучило быть одному наверху, и он спустился, чтобы сменить меня.

Лусиан только кивнул и пошел обратно на кухню, насвистывая тему Кунг-Фу.

Зейн посмотрел на него, а потом улыбнулся мне.

— Этот парень что-то с чем-то.

— Сколько ему лет? — спросила я.

— Девятнадцать, почти двадцать.

— Но он совершенно уже не ребенок, да?

Зейн кивнул.

— Да, ты права. Но такое чувство, что он им никогда и не был. Даже когда Лус был маленьким, то был тихим до безумия. Он не говорил до тех пор, пока ему не исполнилось больше двух лет, и начал говорить полными предложениями. Мама думала, что у него могут быть проблемы с развитием, но доктор сказал, что физически и ментально он способен говорить, и развивается нормально, и что он просто… не хочет говорить по какой-то причине.

— Да. Что ж, он просто мудрый молодой человек.

Зейн рассмеялся и кивнул.

— С этим, черт возьми, не поспоришь. Ты забываешь, что он сидит рядом, ты разговариваешь с кем-либо или что-то типа того, а затем он просто выпаливает предложение или два, которые так… проницательны, как по мне, что заставляет всех восхищаться: "Ха, а он прав. Будь я проклят".

Я прислонилась к плечу Зейна.

— Хочешь, эм, пойти наверх? В центр города? Или чего-нибудь еще?

Он посмотрел на меня.

— Напомни еще раз, во сколько твой рейс?

Я сморгнула какую-то странную, горячую, соленую влагу, которая собиралась в уголках глаз. Не знаю, что это было, но мне это не очень понравилось.

— Завтра в десять утра.

— Эта неделя пролетела слишком быстро, не так ли? — Его рука, обхватившая меня за плечи, напряглась. — Я просто хочу побыть с тобой в постели еще одну ночь, что скажешь, детка?

Я молча кивнула.

— С удовольствием.

Он переплел свои пальцы с моими, повернулся вбок и встал, а затем потянулся, чтобы поднять меня. Без особых усилий он понес меня на руках к лестнице, ведущей в квартиру, остановившись, чтобы я открыла дверь. Прежде чем подняться по лестнице, мужчина поцеловал меня.

Прямо там, на виду у всего переполненного бара, раздался хор из волчьего воя и кошачьих мяуканий от его братьев и нескольких постоянных завсегдатаев бара. Я рассмеялась во время поцелуя, не в силах сдержать улыбку, которая расползалась на моих губах, несмотря меланхоличное настроение.

Позже мы оказались в его комнате.

На его кровати.

Одежда слетела с нас, и он навис надо мной, целуя меня до удушья, до бесчувствия, до полного слез забытья. Он отстранился, проведя большим пальцем у меня под глазами.

— Эй, не нужно, — пробормотал он.

Попроси меня остаться, попроси меня остаться, попроси меня остаться… мольба вертелась у меня в голове, но не сорвалась с губ. Я не стала бы умолять сама, не могла.

— Это просто была… это была самая удивительная неделя в моей жизни, — прошептала я.

Он скользнул в меня, ничего не было между нами, его член был горячим и твердым внутри меня.

— Для меня тоже.