Заставь дурака Богу молиться

Поля устраивала любая из четырех сторон света. Верхние Мячики? Да пожалуйста. Ах, совсем наоборот, Нижние Клюшки? Да сколько угодно. Почему бы не совместить производственную необходимость с приятным обществом? Вот и договорились. Вот только просыпаться пришлось ни свет ни заря, воскресенье, называется!

Невелико удовольствие — втискивать не успевшее проснуться тело в машину, чьи конструкторы просто забыли, что у людей бывают ноги. То есть разместить там, внутри, нижние конечности можно, но для этого требуется принять строго определенную позу и занять строго определенное положение в пространстве. Стоит его или ее чуть изменить — и непременно какая-то из частей тела входит в соприкосновение с какой-нибудь деталью интерьера.

Некоторым, хотя и довольно слабым утешением служит лишь то, что выглядит «кисонька» очаровательно, украшая своим присутствием каждую дорогу, по которой приходится передвигаться. Дороги, однако, не отвечают взаимностью, норовя как минимум выбить путешественникам зубы, а по возможности превратить их, путешественников, а не зубы, в хорошо перемолотый фарш. Да вы сами знаете. Во всяком случае те, кто ездил. А кто не ездил — и не надо, уверяю вас.

Нужное село ничем не отличалось от сотен других: шумные гуси, ленивые собаки, одна дорога под асфальтом, остальные — системы «автопилот» или «да куда она из колеи денется», и непременный, хотя и порядком облезлый Ильич на осыпающемся постаменте. Вольно простертая длань Вождя указывала точно на новенький магазинчик «24 часа» с завлекательной батареей разнообразных бутылок на витрине. Цивилизация, однако. Пусть содержимое большинства емкостей — по моим представлениям — мало отличалось от классического самогона — зато какое оформление!

На Зяму возложили обязанности фотографа. Вместе с кофром, содержащим необходимые средства производства. В ответ последовало возмущенное заявление, что, мол, таскать тяжести — не царское дело, и вообще где тут пляж, а то жарко и купаться хочется.

Бунт, впрочем, оказался чистой формальностью и без малейших усилий погас в самом зародыше. Как ни крути, а исторический жест Ильича, указующего на традиционные русские ценности, требовал запечатления. Не для публикации, конечно, а для личной коллекции. Тем более, что очень кстати появилось небольшое гусиное семейство. Покопавшись минуты две возле постамента и, видимо, не найдя в заросшей клумбе ничего для себя интересного, птички устремились к магазину. Строем. Кадр вышел — пальчики оближешь.

Потом мы часа полтора отлавливали неосторожных аборигенов. Я делала умное лицо и щелкала клавишей диктофона, а Пашка задавал идиотские вопросы про какие-то там изменения в законодательстве, внешнюю политику и бог знает про что еще. Аборигены желанием общаться с прессой не горели, но и в панике не разбегались, к тому же один из них оказался одним из местных начальников, так что какой-никакой материал мы таки собрали.

И заодно выяснили местонахождение интересующей меня стройки.

Искомый жених, поблескивая лаково-коричневым загаром, ползал по стенам недостроенного второго этажа и производил какие-то мелкие, но, вероятно, совершенно необходимые действия. Видеть героя бухгалтерского романа мне еще не доводилось. Но не зря все говорят, что Маргарита Львовна ужасно умная. Я догадалась, что ползающий по стенкам субъект — именно тот, кто мне нужен, после всего лишь двухминутного наблюдения — ибо внизу, в обнимку с предметом, похожим на оглоблю, стояла Лариса Михайловна собственной персоной.

Правда, узнала я ее не сразу. Городская рафинэ превратилась в абсолютно деревенскую бабу. Не подумайте, никаких обвисших трико или вылинявших ситцевых сарафанов — боже упаси, ничего столь вульгарного. Однако перемена была разительной. Вместо изысканной и тщательной, волосок к волоску, прически — по-комиссарски надвинутая на лоб косынка. Закатанные до колен парусиновые штаны с громадными карманами, поверх — почтенного возраста тельняшка, зашитая на левом плече толстыми черными нитками. И — что всего невероятнее — ни грамма косметики.

Простецкий наряд, однако, Ларису Михайловну ничуть не портил, напротив, выглядела она лет на пятнадцать моложе, чем обычно. Впрочем, счастливые люди всегда выглядят моложе. А лицо ее сияло неподдельным счастьем и абсолютной готовностью немедленно кинуться снимать с неба луну — буде драгоценному она за каким-то чертом понадобится.

У драгоценного что-то не заладилось, он кратко, но смачно, высказал свое к этому отношение и тут же ласково позвал:

— Ларочка…

Ларочка мгновенно избавилась от своей оглобли, не дожидаясь объяснений, кинулась за угол, через секунду появилась с каким-то — издали было не разобрать, каким — инструментом, взобралась на перила уже готового крыльца и, невероятно вытянувшись, подала инструмент повелителю.

— Что бы я без тебя делал? — нежно улыбнулся повелитель.

Лариса Михайловна спрыгнула на землю и ойкнула. Не успела я глазом моргнуть, как «повелитель» молнией соскользнул вниз и оказался на месте происшествия.

— Что такое, Ларочка? Ушиблась?

— Гвоздь, — поморщилась Ларочка.