Я сбросила с плеча рюкзак и симметричным жестом похлопала по нему. Через три минуты мы оказались уже в некотором отдалении от входа — в самом деле, нельзя же все время общаться по телефону, тем более, когда тематика общения такая… м-м… необыкновенная.
— Как твои американцы? Три дня осталось, если я не перепутала?
— Не перепутала. Что американцы! Там уже все в одну сторону, фарш поздно назад прокручивать.
— Ну и чего тогда? Живем спокойно, пусть Никита делает свою работу, а мы будем заниматься своими делами, так?
«Так», разумеется, не получилось. Да я, признаться, на это и не рассчитывала. Ланкино стремление «знать», конечно, уступает моему личному любопытству, которое вообще отросло уже до размеров поистине патологических (по моим прикидкам, примерно как у сотни мангустов, вместе взятых) — однако не вовсе отсутствует. Тем более, что у Ланы Витальевны не любопытство, а личный интерес. Стоит ли удивляться, что интерес к событиям у нее так и не померк?
— Ты что-то узнала?
— Да нет, просто какой теперь смысл дергаться, если все на мази? — я все же попыталась Ланкину любознательность если не усыпить, то хоть слегка пригасить.
Ланка молчала минуты три. У меня за это время прогорело полсигареты. Наконец она вздохнула, покачала головой и сообщила:
— Нет. Я всю неделю думала, как лучше. Но я хочу знать — просто знать, чтоб идиоткой себя не чувствовать. А американцы… Ну, что американцы? Даже если вдруг сорвется — ну и черт с ними! Жизнь продолжается. Другие явятся, или без них обойдемся. Плевать!
Вот в этом вся Ланка: ставит все деньги на одну-единственную лошадь, и заявляет, что ей, в общем, все равно, пусть эта кляча хоть последней финиширует. После чего кобыла, натурально, приходит таки первой.
— Ой, смотри!
Я посмотрела туда, куда она показывала. Может, мне голову напекло и мерещится всякое, но, честное слово, в дальний от нас подъезд входила Натали собственной персоной. Сейчас она ничем не походила на выпускницу Смольного: сумка-мешок с длиннющей бахромой, джинсики с «решеткой» по бокам — для сквозняков, по жаре самое милое дело, сетчатая маечка, вместо косы — вольная грива, едва схваченная тремя-четырьмя яркими заколками. Да еще серьги цыганские, кольцами. На какое-то мгновение мне даже показалось, что я обозналась. Но в следующий момент поняла: даже если предположить, что обозналась я, у Ланки-то глаз профессиональный, а ведь именно она воскликнула «смотри!» Поэтому следует считать, что я видела именно Натали. Хотя уж ей-то в Доме Колхозника делать совершенно нечего.
— Забавно. Прямо «Место встречи изменить нельзя». Для полного комплекта не хватает еще твоей Оленьки, Ларисы Михайловны, ну и сама знаешь, кого.
— Не знаю, как насчет остальных, но Оленька должна, как пришитая, сидеть в студии. Я уже уволить ее пригрозила, если она и дальше будет такие же курбеты выкидывать. Чувства чувствами, но работа страдает.
Ланка достала телефон, потыкала в кнопочки. Студия не отвечала. На фоне свежепроизнесенной угрозы немедленно уволить Оленьку «если что» это выглядело особенно весело.
— Ладно тебе, как пришитая. В туалет-то она может выйти?
— Да, наверное, — задумчиво согласилась Лана Витальевна.
В Госстандарте меня обыкновенно поят чаем или кофе и вдобавок пытаются еще чем-нибудь угостить, что затягивает визит минут на сорок, а то и на целый час. В «защите потребителей» все происходит куда официальнее, и, как правило, на визит вежливости хватает десяти-пятнадцати минут.
В этот раз, однако, кроме формальной проверки готового текста, пришлось почти час обсуждать невероятного размера отчет о проделанной за истекший — не помню, какой именно — период работе: сколько обращений, сколько денег сберегли гражданам и вообще какие они тут замечательные. Да кто бы спорил! Конечно, замечательные. И ситуации у них случаются — пальчики оближешь! Забавные, интересные, а главное — поучительные.
Но рассказывать любознательному читателю о конкретных «делах» — это одно. А вываливать тому же читателю на голову ворох никому, кроме самих деятелей, неинтересной статистики пополам с самовосхвалениями — да меня же отдел рекламы голыми руками удавит. Тем паче, что читатель все равно не в состоянии оценить: полторы тысячи успешных дел — это много или мало? Повод ли это для гордости или, наоборот, всех увольнять пора? Да и стиль изложения в подобных отчетах не по зубам простому читателю.
И даже не поругаешься: они, то есть, деятели, а не отчеты, мне нужны — ибо информацию дают действительно полезную, — и я им тоже: даже строка такая в планах работы есть — «пропаганда и освещение деятельности организации в средствах массовой информации». Бобчинский и Добчинский, в общем.
Но даже чиновничьи капризы рано или поздно заканчиваются. После длительных дипломатических расшаркиваний: «только после вас, нет, только после вас» — удалось сократить отчет раз в десять и сделать его относительно понятным для обычного человека.