Сказать, что мой звонок Ильина осчастливил, — это ничего не сказать. Не поручусь, что он там у себя на радостях сплясал джигу, — не видела, врать не стану. Но трубку телефонную он в порыве восторга точно повредил. Во всяком случае, что-то там у него хрустнуло. И предпочитаю думать, что в порыве именно восторга, а не иных чувств. Все-таки майор — удивительно темпераментный мужчина!
Но — сдержанный. В соседние камеры нас с Ланкой не посадили. Собственно, не только в соседние — совсем не посадили. Даже обидно несколько. И совершенно неинтересно. Много народу, много скучных вопросов.
Ильин, видимо, уже настолько привык к моей способности натыкаться на трупы (и иногда — буквально), что мое неправдоподобно своевременное появление в студии его, кажется, ничуть не насторожило. Зато — мало ему Ланкиной информации — всю душу из меня своими вопросами вытряс. По-моему, он был уверен, что я если и не убила эту девицу собственноручно, то как минимум отлично знаю и убийцу, и жертву. Или хотя бы жертву.
В конце концов я уже и обиделась:
— Знаешь, дорогой, вначале я еще была в себе уверена и могла присягнуть, что вижу эту особу впервые в жизни. Но, честное слово, чем дольше на что-нибудь или кого-нибудь смотришь — тем больше сомнений возникает. Я ее уже наизусть выучила, она мне месяц сниться будет. Ты меня еще полчаса поспрашивай, так я поклянусь, что знала жертву сто лет. Надо только придумать, откуда она мне известна.
Выраженье лица господина майора было спокойным — «как пульс покойника», по меткому выражению классика — вот это выдержка у мужика! Только глаза сузились. Романист девятнадцатого века написал бы: «Он прилагал немыслимые усилия, чтобы справиться с обуревавшими его чувствами». Я не романист и уж тем более не девятнадцатого века. Думаю, Ильина обуревало неодолимое желание плюнуть на нормы джентльменского поведения и тихо меня придушить…
Победили нормы.
— Проваливай! Понадобишься — найду.
Возмущению моему не было предела:
— Я Ланку не брошу!
— Вот и дожидайся ее где-нибудь там, — майор махнул куда-то в сторону Таймыра.
— Вот еще! Я все-таки главный свидетель или кто?
Вот вам. У него опыт, а у меня вся мировая энергия в одном отдельно взятом теле. Никита устало поинтересовался:
— И почему же ты главный свидетель?
— Здрассьте! — возопила я, надеюсь, достаточно искренне. — Кто тело обнаружил?
Взор Никиты Игоревича засветился смутным подозрением. Массаракш! Он-то всю жизнь считает, что я умная, а я тут дуру фирменную изображаю. И почему я всегда переигрываю?
Но нет худа без добра. Из ДК мы с Ланкой вышли вместе. Разыскали открытое кафе, хряпнули по коньячку и тупо уставились друг на друга.
— Ну, какие соображения?
Ланка помотала головой и махнула вторую рюмку, как воду, буркнув:
— Только матерные.
— Тебя хоть не подозревают? — я отхлебнула кофе. Великанова у нас — девушка крупная, а мне, тем более в жару, и пятидесяти граммов за глаза хватит.
— Да вроде нет, — протянула она. — Можно было тебе на амбразуру не бросаться, хотя все равно спасибо.
— Маргарита Львовна, тебе не объясняли в детстве, что врать грешно, а врать официальным представителям официальных же органов так и просто недопустимо? Это какую же амбразуру ты, радость моя, на этот раз закрывала?
Пластиковый стульчик подо мной явственно закачался. Ильин, точно как в старой пошлой поговорке, подкрался незаметно. Хотя, скорее всего, он и не подкрадывался, это мы, умные, ничего вокруг не видим. Вот он-то, ручаюсь, в один взгляд оценил все: и серые физиономии, и коньяк посреди белого дня — вообще-то Ланка предпочитает мартини, о чем Никита, правда, не знает, а я токайское с минералкой, о чем ему прекрасно известно. Поманил официантку, окинул нас синим взором и заказал три коньяка, апельсиновый сок и кофе.
— А ты не лезь в бабскую болтовню! — вскинулась я. Хотя чего уж там запирать конюшню, когда лошадей уже увели.
Стрела моя пролетела мимо. Майор, усмехнувшись, брякнул на стол перед Ланкой связку ключей:
— Там закончили. Кстати, Риточка, не кидайся на поиски профессионального взломщика, знаю я тебя. Замок там простенький, однако открывали, вероятнее всего, родным ключом. Вот первый, второй у секретарши, третий у Ларисы Михайловны, бухгалтера. Так?
— А у коменданта — или как они теперь называются? На случай пожара, наводнения и прочих эксцессов? — вмешалась я.
— Само собой, — устало согласился Никита. — Ящик размером вот с этот стол, и в нем куча железа. Нужный ключик мы нашли. Технические подробности можно опустить, но, похоже, комендантский ключ как в ящик попал, так там и лежал. Если тебя именно он интересует.
Никита Игоревич лениво вытянул из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и расслабленно раскинулся в легком креслице, явно наслаждаясь отдыхом. Коньяк делал свое дело — отключал тормоза и пробуждал здоровые природные инстинкты. Глядя в прекрасные сине-зеленые очи, хотелось думать, что несокрушимый Ильин не устоял против моих колдовских чар — плюс жара, не забывайте — подтаял и начал, забыв о тайне следствия и служебном долге, подтекать информацией.