У Джейн часто бывает настроение порисовать карандашом или красками. «Но тогда моя обезьяна тычет меня в бок, — говорит Джейн, — и напоминает, что перед тем как задуматься о том, чтобы начать рисовать, я должна все как можно лучше подготовить. Я ищу информацию, больше и больше информации… Так что я знаю, какую бумагу лучше всего использовать, у каких акварельных красок лучшие пигменты и самые насыщенные цвета; я знаю все о лучших кистях и карандашах, перьевых ручках и чернилах. Потом я иду их покупать, смотрю онлайн-видео, чтобы понять, как нужно рисовать, но перед тем как сесть рисовать, я должна понять, как делать наброски, так что я снова начинаю искать информацию, и так далее, и так далее. И я редко что-то рисую. Потому что, когда я пробую, мне становится трудно дышать и хочется плакать. Я хочу быть Тернером, — или мне вообще не стоит рисовать. Какая-то безумная гордыня!»
Слова обезьяны могут показаться скрытой истиной, о которой известно только вам и ей. Вам кажется, что она знает вас лучше всех на свете, — бородавки, прыщи, оспины и все такое; и у вас такое ощущение, что вы стоите голый, причем ваша фигура далека от модельной.
Высказывания обезьяны можно ошибочно принять за правду, открывшуюся вам в результате прозрения, но что, если она — всего лишь неприятный сосед, который подглядывает в ваше окно? Что, если обезьяна видит только вашу плохую сторону и обобщает, искажает остальное? Возможно, с тех пор как она в последний раз подглядывала за вами, вы потеряли пару килограммов, возможно, перестали ковыряться в носу, может быть, тогда (когда она это заметила) вы почесали зад в первый и последний раз… Эти изъяны, которые перебирает обезьяна, всего лишь пыль под троном в прекрасном сверкающем дворце, которым вы являетесь. Что, если так? Возможно, вы настоящий шедевр с недостатком (совсем небольшим недостатком).
В школе искусств Розмари задали сделать копию работы одного из старых мастеров. «Я выбрала Вермеера. Потому что люблю Вермеера. Нужно ли говорить, что, рисуя, я страшно мучилась. Я не смогла добиться, чтобы моя картина была похожа на картину Вермеера, и была очень разочарована. Я настолько пала духом, что вместо того чтобы работать с удвоенной силой, перестала писать вообще. Я не могу писать как Вермеер! Лишь годы спустя, когда я вернулась к живописи, меня ошеломила простая мысль: