Когда я поняла, что дела реально плохи? Когда в кабинет вошла мама. То, что они начали обсуждать меня и мои гормональные всплески — полбеды. И даже то, что мой брат оказывается посоветовал, чтобы меня кто-то оттеребонькал — тоже фигня. Неприятно, конечно, но можно пережить. А вот то, что стол через несколько минут разговоров пошатнулся — это очень плохо. Еще хуже стало, когда мама начала хихикать и издавать определенного типа звуки. Блин, только не тут и ни при мне! Если я сейчас подам знак, что нахожусь под столом, меня точно отправят в дурку. Капец.
— А пойдем в бассейн, — о Боже, мамуля, я тебя люблю! — И шампусик возьмем.
— Неее, — протяжно произносит папа, от чего у меня сердце пропускает удары. Что, блин, нет?! — От него башка будет болеть, давай лучше винцо.
— Давай.
Господи, спасибо! Еще никогда я так не радовалась уходу родителей. Перевела взгляд на часы — двадцать шесть минут. Ровно двадцать шесть минут Лукьянов меня ждет. Или вероятнее всего — не ждет. Если еще недавно я думала переодеть страшненькую ночнушку, то теперь мне на это плевать. Убедившись, что никого поблизости нет, схватила первую попавшуюся Сашину толстовку и, накинув на себя, побежала в гараж. Кажется, я еще никогда так быстро не выезжала, не задев при этом ничего архиважного. В душе, несмотря на здравый смысл, я все равно надеялась, что Лукьянов меня ждет. Увидев его сидящим на земле, прислонившимся к забору с бутылкой в руках, вместо злости, за теперь уже полностью опустошенную бутылку, я испытываю радость. Живой же. Не утонул и никто не треснул по голове. Выхожу из машины и протягиваю руку к Богдану.
— Пришла, — облегченно произносит он, правда, тут же выражение его лица меняется. — Тебе икалось, Анечка? — отбрасывает бутылку в сторону, при этом смотрит на меня фиг пойми как. Не понимаю я его состояние сейчас. Вот совсем.
— Ну, прости. Так получилось, долго объяснять. Пойдем в машину. Пожалуйста.
— Ладно. Я сейчас почти добрый, — берет меня за руку и приподнимается, демонстрируя при этом улыбку. — Подарок забери, неблагодарная, — бросает он, открывая заднюю дверь. Поднимаю клетку с милейшим ежиком и ставлю ее возле развалившегося на сиденье Богдана.
— Ты почему сел сюда? — недоуменно интересуюсь я, смотря на улыбающегося Лукьянова.
— Сзади обзор лучше. Ты разве не помнишь, что я тебе некогда говорил? — убирает клетку на другую сторону.
— У меня память деви…
Договорить я не успела, Лукьянов настойчиво потянул меня на себя. Не удержавшись, упала коленями на сиденье, чем он и воспользовался. Никогда бы не подумала, что пьяный мужчина может обладать такой недюжинной силой. Я даже слово не успела произнести, как оказалась сидящей на нем верхом. Жуть как неудобно и… пошло.
— Ты такая красивая, Анька, — шепотом произносит Богдан, проводя большим пальцем по моей скуле. Совершенно дурацкое «Анька», как будто какая-то девка из деревни, а мне почему-то нравится. — Даже нос твой не бесит, — усмехается, наклоняясь к моим губам. Вот же козел! И я бы сказала это вслух, а еще лучше ударила бы его, если бы в следующий момент он не поцеловал меня… в нос.
Это было очень неожиданно. Так неожиданно, что, опешив, я не сразу осознала, что Богдан, судя по тому, что обе его ладони задрали мою ночнушку, оголив бедра, а губы вновь оказались на моей шее, настроен на реальное продолжение. Первый раз на заднем сиденье авто с пьяным мужчиной, пусть и по любви — это уж точно не то, о чем я мечтала. А вот Лукьянову вообще по фиг. Его блуждающие по моему телу руки, частое дыхание и совершенно точно ожившая анаконда в штанах, говорят о том, что он настроен на секс. Здесь и сейчас. Полный капец.
Когда его губы оказались на моей ключице, он вдруг резко от меня отпрянул, при этом на его лице не осталось и следа от улыбки. Брови нахмурены и взгляд блуждает по моему телу. Недобрый взгляд.
— Чья это толстовка? — добрая душка Лукьянов улетел в неизвестном направлении.
— Брата.
— Какого еще брата?! Он здесь не живет
— Другого брата. Младшего. Какая вообще разница?
— Этот тоже неродной?
— Родной. Чего ты пристал? — упираюсь руками в его грудь, когда до меня вдруг доходит.
— Да вообще ничего, — иронично произносит он, резко потянув толстовку вниз, оголив при этом мои плечи. — Мне не нравится, когда от тебя пахнет чужим мужским запахом, — с силой сдергивает с меня кофту. — Будь эта толстовка брата, друга, или случайно забывшего ее экс-бойфренда. Я понятно объясняю?
— Как же ты меня сейчас бесишь! — не знаю, что на меня находит, но я со всей силы сжимаю его нос. И выкручиваю до тех пор, пока Богдан сам меня не останавливает больно сжав мое запястье.
— Ты совсем чокнулась?! — скидывает меня со своих ног на сиденье так, что я ударяюсь рукой о клетку. Кажется, у Лукьянова на глазах выступили слезы. Скорее всего от боли. Блин, переборщила. — А если он будет синим?! Как я появлюсь на работе?
— Это тебе за то, что в очередной раз считаешь меня какой-то давалкой, — первой нарушаю затянувшееся молчание.
— Что ты несешь? Какая давалка?!