Первая мысль, как только я накинула на себя медицинскую рубашку — была вовсе не о том, что это увидят мои знакомые, а о том, что видео так или иначе донесется до мамы с папой. Дочь, которой с детства твердили о запрете и пагубном влиянии алкоголя, шатается по чужому дому, ударяясь головой о дверь, блюет на кровать и параллельно несет какую-то пьяную лабуду… Я и без того их расстроила, а теперь еще и это. Вместо того, чтобы сконцентрироваться на застегивании пуговиц, на глазах появляются слезы. Как я могла так вляпаться? Ну вот как?! Из-за появившихся слез ничего не вижу. Перед глазами все мутно. И совершенно не соображаю, что нужно делать. Еще и чертова пуговица не поддается из-за непослушных, ватных пальцев.
— О, Господи, только не это, — перевожу взгляд на дверь. — Я ушел отсюда не для того, чтобы ты залила мне кабинет тонной слез. Чего ты ревешь, дурочка? — вытираю ладонями глаза, параллельно пытаясь сфокусировать взгляд на возвышающимся надо мной Лукьянове. — Аня, прием, — снова щелкает перед моими глазами пальцами.
— Я сейчас.
— Что ты сейчас? — а что, блин, я сейчас? Вновь устремляю взгляд на свои пуговицы. И только, когда к моей рубашке тянутся волосатые руки я немного прихожу в себя. Одергиваю Лукьяновскую ладонь, как только тот прикасается к моей пуговице.
— Не трогайте, я сама, — встаю с дивана, мысленно приказывая себе собраться и застегнуть рубашку. Больше никаких пуговиц! Все только на молнии. А зачем я вообще надеваю рубашку? — Мне надо домой, — поворачиваюсь к Лукьянову. — Сейчас в смысле.
— Да, прям сейчас. Иди умойся и заканчивай этот бабский поток. Раздражает. Дико. Подумаешь, поблевала на видео. Ты, в конце концов, не звезда первого масштаба и ничего криминального там нет. Неприятно, но не смертельно.
— Вы вообще ничего не понимаете! Я и так разочаровала родителей побитыми машинами и просроченной страховкой, а если они увидят это видео и меня на нем в таком состоянии… они просто не поймут меня. Сколько раз мне твердили с детства, к чему приводит алкоголь. И что я сделала в их отсутствие? Они меня точно не простят. Это позор.
— Чушь собачья, — хватает меня под локоть и подводит к раковине. — Родители прощают своим детям разные косяки, уж поверь мне, — включает воду, с силой наклоняя мою голову. — Почти все когда-нибудь напивались до поросячьего визга, равно как и обнимались с фаянсовым товарищем. Вот если бы твоя вылазка закончилась по-другому, тогда стоило бы лить крокодильи слезы. Даже если твои родители увидят это видео раньше, чем его удалят, вот тогда скажешь им правду. Поворчат и забудут. А сейчас — забудь ты.
— Точно. Удалить видео, — поднимаю голову, уставившись на Лукьянова.
— Держи, — подает мне полотенце.
— Мне надо домой. Или к брату. У него много знакомых, он поможет мне удалить видео, — тараторю я, вытирая лицо.
— Не надо тебе ни к какому брату. Во-первых, для начала надо узнать, кто его скинул, а только затем удалить. Сейчас утро субботы. Никому на фиг не сдалось то, что красавица Анечка стукается лбом об дверь и блюет на кровать. Тот, точнее та, кто это сделал, добивается вот этого, — обводит рукой мое лицо. — А ты как дурочка этому поддаешься.
— Вы думаете это сделала девушка?
— Ну, конечно, это баба, — уверенно бросает он.
— Черт, кто же там тогда был, — хватаюсь за голову, пытаясь сконцентрироваться. — Мне нужен мой мобильник. А где он?
— В руках того, кто не только удалит, но и нашепчет имя, слившее это самое видео.
— Это кто?
— Конь в пальто. Какая к черту разница кто?
— Большая. С момента нашего знакомства я сделала вам, мягко говоря, не очень хорошие вещи. Но если те мои действия вы не рассматривали как намеренные, то отравление точно списываете на меня. А оно, как я поняла со слов Егора, точно было. Вам незачем мне помогать. Наоборот — потопить меня еще больше, чем есть. И сейчас, пользуясь моей беспомощностью, — это идеальный вариант, учитывая, что вы меня терпеть не можете! — на одном дыхании проговорила я, ни разу не запнувшись.
Лукьянов же только хмыкнул на мои слова и лишь спустя несколько секунд как-то задумчиво произнес:
— Мда… дурочка, ты еще, Аня. Дурочка, — по слогам повторил он, направляясь к двери.
— Ну если я такая дурочка, то объясните зачем вам помогать мне удалять это видео? — поворачивается и смотрит на меня, не отрывая взгляда. Странно смотрит. Так же, как в первый день, узрев меня на отделении. От чего-то пробирает дрожью.
— Соберись и вспомни правило номер один, о котором я тебе говорил в первый день твоей практики. Забудь о видео, оно будет удалено в максимально сжатые сроки. Переодевай джинсы и приводи себя в норму. Даю на все десять минут. Максимум. Дальше мы идем принимать больных, — жестко произнес Лукьянов, схватившись за ручку двери. — Время пошло.
Правило номер один… какое это, блин, правило. Точно, хорошая мина при плохой игре.