Заставь меня прекратить

– Легче… – выдохнул, ощущая разрастающуюся пустоту внутри и сжал стакан до побелевших костяшек. – Думаешь стало бы мне легче, скажи ты эти слова лет десять назад? А двадцать? Когда я приходил из школы и видел мать в отключке. Она напивалась каждый вечер, а когда была в сознании рассказывала мне одну и ту же историю про мужчину, который отверг ее и ребенка. Отверг, потому что мы не подходили ему по статусу и положению.

Сердце глухо бахнуло в груди и привычная боль разлилась по венам.

– Отверг, потому что у мужчины уже была семья и ему не нужна была вторая. Отверг ее, потому что появился я.

– Я не думал что причинил ей столько боли…

– Да что ты знаешь о боли? М? – невольно повысил голос, потому что сам себя не слышал из-за шума пульса в ушах. – Когда ты пытаешься достучаться до самого близкого человека на земле, но видишь лишь пустой взгляд и слышишь бессвязный бред про негодяя, которого показывают по телеку. Негодяя, для которого ты недостаточно хорош, негодяя из-за которого мы вынуждены жить в нищете и позоре. Когда найдя мать лежащей на полу в кухне тихо молишься, чтобы она просто перебрала, а не что похуже. Когда от безысходности готов на стену лезть, но сделать ничего не в силах. Вот, что значит боль. И поверь, твои гребаные слова о том, что ты о ней думал ни капли не помогли бы одинокому мальчишке, так что можешь засунуть их себе в задницу.

– Давид… – Ренат тихо выдохнул, а я поднялся и отставив стакан на столик расправил плечи, глядя в лицо человеку, которого искренне презирал всю свою сознательную жизнь.

– Она умерла, когда мне было восемь. И это был лучший подарок от нее на день рождения.

Воцарившаяся тишина давила на виски и глаза, в груди трепыхалось камнем сердце и я тяжело дышал, понимая что наговорил того, чего не должен был, но слов не изменить.

– Кристина должна сделать аборт, беременность опасна для нее, и я хочу чтобы ты хотя бы здесь поступил по человечески не пустил все на самотек.

– Давид…

– Не надо! – обрубил его, не имея никакого желания выслушивать оправдания. – Ты подвергнешь жизнь своей дочери опасности, если не примешь мер.

– Я разберусь с этим, – Ренат прокашлялся и негромко продолжил. – Если ты поклянешься больше к ней не приближаться.

Я кивнул. Просто не мог говорить.

Развернулся и направился к выходу из кабинета, но замер, услышав спокойный голос отца.

– Прости за то что меня не было рядом, когда я был тебе нужен.

Дверь поддалась, я вылетел из кабинета и только тогда смог сделать вдох.

Казалось что черти ада гонятся за мной, хватаются за штанины брюк, тянут в преисподнюю, обхватывают своими мерзкими руками горло.

Он не должен был произносить этого.

Мне не нужны эти его слова.

Пускай катится к чертям!

В груди все больнее давил ком.

Чертов ублюдок!

Поднял голову и та закружилась.

Кристина стояла в метре от меня и не дышала.

Не дышала не потому что испугалась или ненавидела.

Не дышала – потому что прочла по моему взгляду все мои гребаные мысли и считала ту боль, что разрывала сердце. Захотелось рухнуть к ее ногам и обхватить тонкий стан.

… Если ты поклянешься больше к ней не приближаться…

Недостаточно хорош для них всех.

Шагнул навстречу.

Кристина вздрогнула.

– Ты сделала? – еще шаг на нее и Кристина уперлась в стену лопатками съеживаясь так, будто я изрыгаю пламя, но взгляда не отвела. Поднял кисть, сжал тонкую шею, ощущая бешенный ритм ее пульса пальцами. – Сделала?

– Ты клялся любить меня…

– Знаю, – произнес шепотом, потому что голос подвел. Голос, чертово самообладание – все летело в пекло. – Знаю…

– Ты клялся… – по ее щекам покатились слезы, и она подняла безжизненные руки и обхватила мое запястье, пытаясь убрать мою кисть со своей шеи. – Клялся…

– Я не лгал. Я буду… – сердце сжалось, а потом как заведенное с утроенной силой забилось. – Буду любить...

– Убирайся! – выдохнула одними губами и где-то за моей спиной хлопнула дверь, заставляя очнуться от морока её взгляда.

– Давид, – Ренат предостерегающе произнес, мои пальцы разжались, и я отступил, опуская глаза и направился к выходу.

И сейчас, именно в эту минуту я понимал, почему мать предпочла закончить все быстро.

Когда боль делается невыносимой, смерть становится подарком.

33

– Кристин, что случилось? – Ангелина столкнулась со мной в коридоре. – Я видела, что Давид пришел, и видела, что твой отец увел его в кабинет. Ты как?

Она подняла мой подбородок, заглядывая в глаза и тихо выругалась.

– Что они наделали?

– Ничего, мне надо наверх, – захлебывалась всхлипами, и Ангелина порывисто обняла меня и отстранилась.

– Иди, постарайся уснуть, я приду как только смогу.

Я кивнула и пулей метнулась вверх по лестнице ничего не видя из-за слез. Он пришел. Ему хватило наглости заявиться и требовать от меня аборт!

Стены родного дома не защищают.

Никто не защитит.

Вбежала в свою комнату и захлопнула дверь, прижимаясь к ней спиной. Тяжело дышала, боль в груди не отпускала, и я торопливо стерла со щек влагу, не заботясь о макияже.

Папа прав. Мне нужен новый муж. Причем такой, которому Самсонов не сможет сказать ничего против.