Заставь меня жить (СИ)

Я произношу это так громко, что проходящие мимо нас ученики разом оборачиваются на имя тёмного волшебника. К моей же зависти, Дамблдор ведёт себя очень сдержанно и делает вид, словно мы здесь одни. Едва заметно кивнув мне, он переводит взгляд на хмурую горгулью.

- Ванильное суфле, – произносит волшебник полушёпотом, каменная статуя покорно отпрыгивает в сторону, и мы ступаем на узкие ступеньки.

Мне не терпится засыпать Дамблдора вопросами, но я не осмеливаюсь заговорить, пока он не даст мне знак. Директор намеренно тянет время, стирает кончиками пальцев несуществующую пыль с металлической ручки серванта, задумчиво жуёт губами и совсем не смотрит в мою сторону. Я же изнываю от неизвестности, переминаюсь с ноги на ногу на пороге, тереблю край свитера, даже откашливаюсь, силясь обратить на себя внимание.

Наконец, Дамблдор подходит ко мне. Спрятав руки за спиной, он склоняет голову и пристально вглядывается в моё лицо.

- Думаю, ты – неглупый юноша и сам догадываешься о том, что я имел в виду.

Посчитав это сигналом, я набираю побольше воздуха в лёгкие и начинаю:

- Понимаете, я чувствую, что со мной что-то не так. Какую-то часть меня словно подменили. Всё чаще я ощущаю несвойственную мне злость, она такая яркая и сильная, что я боюсь самого себя. Я недавно столкнулся с профессором Трелони, и она подтвердила мои худшие опасения, а ещё эти видения – ведь это же ненормально? Я сам знаю, что это ненормально, тем более профессор Снейп…

И всё. Я замолкаю с открытым ртом, лихорадочно всматриваясь в едва различимо переменившееся лицо Дамблдора. Всего лишь разгладились хмурые складки мимических морщин на узкой переносице, всего лишь немного сильнее распахнулись светлые глаза, всего лишь бледная тень страха промелькнула в направленном на меня взгляде.

Этого оказывается достаточно для того, чтобы я смог найти в себе силы задать самый важный вопрос:

- Он исчез?

Его взгляд уплывает, прячется за острыми спицами мудрёного механизма, изящные бока которого вспыхивают в прощальных лучах солнца. Директор разворачивается слишком стремительно, тяжёлая мантия шуршит, не успевая за шагами своего хозяина, которые уводят его вглубь кабинета. Фоукс тревожно вскрикивает, крутя огненной головой, а модель Солнечной системы начинает вращаться немного быстрее, механизмы разом сходят с ума и также ускоряют свои движения, а вместе с тем усиливается их гул. Металлический скрежет затопляет помещение, вдруг показавшееся безумно маленьким и тесным, разрывает барабанные перепонки, и, когда мне начинает казаться, что ещё чуть-чуть – и я сойду с ума, Дамблдор оборачивается.

Глухая тишина, ни единого движения и совершенно потерянное:

- Мой Патронус не нашёл его.

Спустя неделю мы выигрываем в матче у Хаффлпафа.

Ещё спустя неделю разговоры друзей крутятся преимущественно вокруг Рождества, до которого остаётся ровно двадцать пять дней.

Только мне всё равно. Когда я смотрю на трепет тонких крылышек золотого снитча, покоящегося на моей ладони, когда я растягиваю губы в дежурной улыбке в ответ на радостные восклицания моей команды и преданных болельщиков, я не чувствую ровным счётом ничего. За две недели неизвестности во мне успевает перегореть множество чувств: от отчаянья до бессилия. Перегореть и осыпаться серым пеплом невыносимой тоски. Будто незримый дементор следует за мной по пятам рука об руку с моим личным боггартом, ежесекундно и неустанно демонстрирующим мой самый сокровенный страх – жизнь без любимых и дорогих людей.

К концу второй недели во мне что-то незримо меняется: всё словно покрывается тяжёлым слоем пыли. Такую можно найти на чердаке или в подвале – она серая и густая, укрывает кованые узоры сундуков и цветные витражи окон. Точно так же что-то необъяснимое скрывает все мои переживания, слабость и неуязвимость, но стоит притронуться – и обманчиво-надёжная защита сотрётся, оголяя ржавый от старости металл и потрескавшееся цветное стекло.

Но пока что пыль в моей душе никто не тревожит.

Директор понимает, что я слишком уязвим, и чуть ли не каждый вечер приглашает меня в свой кабинет. За длинными разговорами я постепенно понимаю своё исключительно невыгодное положение.

Момент, когда я однажды дал слабину и заговорил о сцене, развернувшейся в доме Сириуса в день нападения, подтолкнул размышления Дамблдора в верном направлении. Я даже не смею предположить, какого рода литература помогла ему, однако то, что он рассказал мне, вряд ли можно отыскать в школьной библиотеке. Оказывается, моя мама, узнав о Пророчестве, стала искать дополнительный способ защитить меня. Уж где она отыскала информацию о подобной магии – тайна, которую я никогда не узнаю, но то, что она сделала…

Ещё со времён Создателя существует сложнейший магический обряд, проведя который мать может даровать защиту своему ребёнку от любого проклятия, в том числе и от Непростительных заклинаний. Только цена подобной защиты – жизнь матери в обмен на жизнь ребёнка. Какая бы опасность ему не грозила, он выживет – более того, защита продолжит действовать даже после смерти матери.